Затем он пригласил радиста и приказал запросить порт Байкал: «На борту случайно оказались дети. Куда их девать?»
Из порта радировали: «Где взял, туда и доставь».
Часа два спустя умытые и накормленные Ленка и Вася были уже в центре внимания команды парохода, они сидели в салоне в окружении взрослых, Лена хвалилась, что она легко изучит все языки мира, что может сама выдумывать какие угодно слова, что у нее мать в Усть-Баргузине и что с Васей они тайно, незаметно для кочегара и машиниста, пролезли в машинное отделение. Кочегар Битуев тут же учил ее разговаривать по-бурятски, Ленка отвечала ему. Этому поражались все.
Освободившись от капитанских забот, в салон пришел Александр Рок.
— Ну, так откуда эти хитрецы к нам попали? — весело обратился он к окружавшим ребятишек матросам. — Кто их взял на борт?
— Сами забрались, — по-отцовски заботливо сказал Битуев. — Я не видел, машинист не видел. Очень веселые детишки, девочка выучила уже бурятский язык. Она даже судьбу может предсказать.
— Не верю, — Рок скептически прищурился. — Пусть погадает, что ждет меня в Клюевке?
— Тулай, тулай [неприятности (бурят.)], - быстро выпалила Ленка.
Рок с серьезным выражением лица покосился на Битуева.
— Аляа хун арбан зоболонтай, холшар хун хоин зоболонтай [у озорного человека десять мучений, а у проказника — двадцать], - прибавила девочка.
— Она сказала, что у вас, товарищ первый штурман, будут неприятности, перевел Битуев.
— Хитришь, Битуев! — рассердился Рок. — Вам с Игнатьевым я объявляю по выговору!
Он повернулся и вышел из салона.
Пребывание Ленки и Васи на пароходе стало забавой для команды. Утром, взяв плоты, пароход поплыл в Клюевку. Скоро он опять попал в непроглядный туман. Чтобы держаться курса, капитан тщательно сверял компас с картой. По сводкам метеобюро, которые давались в радиограммах, ожидался северо-западный ветер. Однако уже девятый час судно шло в густом молоке. Потом туман вдруг рассеялся, открылся восточный горбатый, темнеющий лесом берег. Вместо северо-западного ветра, предсказанного метеосводкой, подул юго-восточный, он усиливался, подымал волну и скоро достиг пяти баллов. Качка судна мутила молодых матросов. Рок приказал Редькину наблюдать за детьми.
Васю уложили в постель, а Ленка сидела за столом.
Винты работали вовсю, чтобы только удерживать пароход против встречной волны и ветра. Огромные губастые водяные валы нескончаемыми рядами шли на абордаж корабля, ударялись в нос судна, раскалывались и раскачивали его. Ветер дул точно навстречу. Идти вдоль берега, как намечал Рок, стало невозможно. Переждать непогоду тоже негде: отстойный пункт только впереди.
Так прошла ночь. Утром, когда стало светать и слева по борту обозначились контуры мыса Голого, возле которого находились с вечера, все ахали от удивления: пароход, работая винтом всю ночь, не сошел с места ни на полмили.
Измученный штормовой качкой, Вася уже не подымался с постели. О состоянии здоровья мальчика дали радиограмму: «Нужен врач». Порт ответил: «Ветер убавляется, скоро к „Дзержинскому“ подойдет пароход „Воронин“, на борту которого есть медик».
Качка судна заметно уменьшилась. У корабля появился ход, он двинулся вперед. Стоявшие на палубе матросы заметили, что оборвался трос и шесть из тринадцати сигар леса унесло в море.
— Лево руля! — скомандовал первый штурман: он хотел тотчас поймать сигары леса. Это надо было сделать немедленно, иначе лес через три-четыре часа волны перебросят к берегу и плоты разобьются о скалы, древесину разбросает, как спички. Шесть сигар — три тысячи двести кубометров леса!
Пароход накренился на один бок, стараясь выдержать боковые толчки, развернуться. Тяжелая глыба воды с разбегу ударила в широкий борт судна, и оно, ушибленное, качнулось громоздким телом, содрогнулось, едва не зачерпнув воды. В каютах зазвенела разбитая посуда, упали стулья. Редькин успокаивал Ленку и Васю. Команда выполняла приказ Рока четко, но корабль пришлось вернуть на прежний курс.
В порт Байкал полетела с «Дзержинского» новая радиограмма: «Оборвалось шесть сигар, отправьте на поимку срочно любой пароход».
