— Ты и так почти цел. Как думаешь, кто за тобой охотился?
— Не знаю. Может, и правда наркокартель?
Может, и наркокартель. Или террористы, кто знает. Я пока не стану делиться своими догадками. И так уже прокололась, дав понять, что у меня есть определенный опыт и навыки. Устроили, значит, стрельбу? А почему я ее не слышала? Собственно, если калибр оружия был небольшой, вокруг меня орали джунгли, а отошла я уже порядочно… Ладно, пока объяснение принимается. А вот насчет остального еще подумаю. Возможно, все было так, как говорит Эд, а может, он сплел мне первую попавшуюся сказочку, которая пришла в голову. Я сначала должна поразмыслить.
— Есть будешь?
— Нет.
— А придется.
— Тогда зачем спросила?
— Просто так, из вежливости.
Эдвард не находится с ответом, а я достаю из его сумки сэндвичи. Их надо съесть первым делом, пока не испортились. Еще пищевого отравления нам не хватало.
— Интересно, ее можно пить? — Эд оборачивается на поток водопада.
— Полагаю, если прокипятить, то вполне.
— А зачем ты разжигаешь костер?
— Собираюсь стерилизовать инструменты, чтобы снова были готовы к употреблению. Вот случится еще что-то, я открою контейнер и воспользуюсь ими, не надо тратить время на стерилизацию. Иногда судьбу живого организма решают минуты, а то и секунды.
— Лучше бы в них не было больше надобности.
— Согласна. Но я всегда предполагаю худшее.
У нашей пещеры один существенный недостаток: из-за шума воды мы не слышим, что творится снаружи. С другой стороны, пещера не видна из джунглей, нас можно обнаружить, только если знаешь, что она здесь есть. Я на нее наткнулась совершенно случайно. Конечно, надежда на то, что совсем никто о ней не знает, весьма призрачная, если нашла я, мог найти и кто-то другой, но нам все равно больше некуда деваться, потому что скоро станет совсем темно.
Я заканчиваю возиться с инструментами и прячу контейнер в рюкзак. Их мне подарила тетя Роза, когда я поступила в университет. Она ужасно мной гордилась — как же, столько усилий на меня потратила, и оказалось, не зря!
— Почему у тебя такая странная фамилия — Величко? Ты русская?
— Ну да, наверное, русская.
— Ты точно не знаешь? Как такое возможно?
— Ну, если не в курсе, кто твой отец…
— А имя? Тори — это Виктория?
— Виктория, да. На родине я была Викой, здесь стала Тори.
— А куда ты летела?
— Идиотский вопрос, ты не находишь? Самолет следовал в Ла-Пас, ты тоже летел туда, как и остальные. Это же не автобус, промежуточных остановок нет.
— Вообще-то я не о том. Зачем тебе нужно было в Ла-Пас?
— Работать в тамошнем консульстве, потом — в госпитале при миссии ООН.
— В Африке ты тоже так работала?
— Почти так. Эд, ты переполнен вопросами.
— Извини. Я журналист, интересоваться миром — моя работа.
Я думала, интересоваться миром — естественное состояние человека, но для некоторых это работа. Есть работа — интересуются миром, нет — жуют жвачку. Я мало понимаю янки, хотя и прожила среди них большой кусок жизни. Они были мне чужими, и я была среди них чужая, так и осталось.
С первой минуты, как только мы с тетей Розой сошли с трапа самолета, я чувствовала себя чужой на их земле. Их улыбки, манера говорить, их чистенькие бумажные домики с обязательными газонами и постоянные судебные иски друг к другу — все это раздражало меня ужасно. Я не смогла ассимилироваться среди них. Просто не захотела. Именно потому и занимаюсь тем, чем занимаюсь, а не врачую локти и коленки, ушибленные при игре в гольф. Все эти шумные, уверенные в своей богоизбранности цивилизованные граждане… Короче, мне лучше без них. Не потому, что они плохие — просто слишком другие. Или я слишком другая.
— И как давно ты в Штатах?
— Давно, лет двадцать уже, наверное. Еще вопросы?
— Много вопросов. Ты интересуешь меня, Тори Величко. Меня всегда интересовали сумасшедшие, как ты, женщины. Надо ж до такого додуматься — прыгнуть с обрыва, ухватившись за лианы!
— Ты прыгал вместе со мной. Забыл?
— Как я только согласился на это, до сих пор не могу понять.
— Пришлось согласиться. Что нам еще оставалось?
— Ты права. Давай спать, что ли? Уже темно. Иди сюда. Не бойся, я не стану к тебе приставать.
