- Никак премию выдали? - спросил старик.
- Держи карман шире! - рассмеялась Катя. - Слушай, деда, а помнишь ты говорил недавно, что в среду меня отпустят мои печальные воспоминания, помнишь?
- Ну? - настороженно спросил старик, не зная, подтвердить ли ему собственные слова или отказаться от них.
- Отпустили!
- Ну и слава Богу.
- А ты откуда знал?
- Поживешь с мое, тоже будешь знать, - проворчал старик, но почувствовал - и ему стало легче. Значит, все правильно, значит, сожалеть не о чем. И те древние знания, которые вдруг возникли в нем недавно, оказались верными - кровь лучше всего смывается кровью. За все надо платить. Здоровьем, молодостью, будущим своим счастливым расплачивайтесь, господа хорошие. Что сами потребляете, то и мне платите. А то ишь, деньгами решили... Тут никаких денег не хватит. Взяли у человека молодость расплачивайтесь собственной молодостью, взяли будущее - платите своим же будущим... и раньше это тоже знали, хотя выражались короче - зуб за зуб.
***
Полковник Пашутин долго стоял перед развороченной взрывом машиной. Над обгорелым металлом еще поднимался слабый дымок, даже на расстоянии чувствовался жар разогретых деталей. Все внутренности машины были обнажены, все было на виду, перед глазами - будто вскрытый труп лежал перед полковником. Гора рваного, обгорелого металла ничем не напоминала ту красавицу, которая сверкала у подъезда еще сегодня утром.
.Пашутин знал, что с разных сторон двора за ним наблюдают десятки глаз, но старался не обращать на это внимания. Он был озадачен, а если уж говорить точнее, испуган. Подобного полковник не ожидал. И по опыту своей работы знал, что и взорванная коленка, и взорванная машина - одна цепь событий.
Несмело приблизился и остановился в сторонке один из доминошников полупьяный мужичок в клетчатой рубахе, который вечно толокся во дворе с утра до позднего вечера и, конечно, все знал, обо всем имел самые свежие и достоверные сведения.
- Что тут случилось? - спросил его Пашутин.
- Бак взорвался, бензиновый бак, - охотно пояснил мужичок и только после этого решился подойти поближе, остановиться рядом с полковником. Говорят, хваленая западная техника... Ха! И у них не все, значит, решено, не все отлажено, а? Взрываются, баки-то?
- Взрываются, - Пашутин подошел к тому месту, где должен был находиться восьмидесятилитровый бак опеля, присел. Осмотрел каждый лепесток, каждый завиток черной развороченной розочки. Его полноватое, гладко выбритое лицо выражало крайнюю озабоченность. То ли он увидел то, на что другие не обратили внимания, то ли искал подтверждение собственным мыслям, но смотрел он уже иначе, нежели потрясенный прохожий, это уже был холодный взгляд профессионала.
Пашутин попытался отогнуть искореженный взрывом кусок заднего крыла, но это ему не удалось.
- Нет, - сказал мужичок, оценивающе глядя на остатки машины, починить не удастся... Разве что мотор снять... - Он, видимо, решил, что полковник изучает возможность восстановления машины.
Пашутин не ответил. Он увидел то, что и ожидал увидеть, что искал все это время - на обгорелом крыле, на искореженном, рваном металле четко выделялось маленькое круглое отверстие. Больше полковнику и не нужно было ничего знать. Он поднялся с явным облегчением, отряхнул от копоти руки, вынул душистый носовой платок, протер пальцы, касавшиеся теплых еще листов металла.
- Хороша была машина, - сказал он почти весело, обращаясь к своему помощнику. - Краше не было в селе.
- Хороша, - согласился мужичок. - А хотите, товарищ полковник... Или как там у вас нынче принято... Может, надо говорить - господин полковник?
- Да ладно тебе... Рановато вы все взялись товарищей списывать.
Рановато.
- Во! - обрадовался мужик. - Наш человек. А то среди этих господ уже не знаешь куда повернуться, какое слово произнесть, какую рожу кому скорчить...
- Так что ты хотел сказать?
- А! - вспомнил мужик. - Хотел показать самое интересное, что есть на этой машине.
- Покажи.
- А вот, - он подошел к приборной доске, покрытой черной копотью и показал на один из приборов, с протертым стеклом. - Смотрите! Видите?
