Женщина на грани нервного срыва - страница 81
И наконец, я неожиданно для себя стала пунктуальной. Прежде я опаздывала всегда и везде, теперь же приходила с большим запасом. Особенно это касалось авиарейсов и сеансов психотерапии.
Дважды в неделю, когда у меня были утренние «встречи» (так я называла сеансы; доктор Дж. употребляла словосочетание «наша работа»), я просыпалась за час до звонка будильника и всегда выходила сильно загодя. И вдруг…
Одним жарким и душным июльским днем я застряла в пробке. Я ездила по делам в Эдинбург и на обратном пути намертво встала на шоссе М8. Было очевидно, что к половине седьмого в Глазго не успеваю. Мой новообретенный позитивный настрой стремительно улетучивался.
Я послушно ползла по своей полосе, следуя указателям, а некоторые выворачивали на встречную и врубали газ, без спросу ввинчивались перед более ответственными водителями. Поначалу я умудрялась сохранять спокойствие. Игнорировала нарушителей и делала дыхательные упражнения по методу индийских йогов. Закрывала одну ноздрю и глубоко вдыхала через другую. Досчитав до десяти, меняла ноздри и выдыхала. Замечательная вещь. Очень расслабляет. Правда, в итоге я чуть не грохнулась в обморок.
Слегка очухавшись, я поняла, что душевный покой меня покинул. На его место заступили старые верные друзья: нетерпение, раздражение и тревога. Буддисты утверждают, что ничто внешнее не способно вывести нас из равновесия и лишь мы сами нарушаем свою внутреннюю гармонию. Вынуждена сообщить вам — это не так. Если вы не сидите всю жизнь отшельником где-нибудь в пещере, усмиряя страсти медитацией, вы поймете: окружающие действительно могут раздражать. Провожая взглядом одного наглеца за другим, я все меньше чувствовала себя далай-ламой и все больше — героем Майкла Дугласа в фильме «С меня хватит». Я вспотела — да что там, взмокла как мышь — и вцепилась в руль до боли в мышцах. Уже подошло время сеанса, а я по-прежнему маялась в пробке, напоминающей гигантскую парковку на окраине города. Со мной случился мощнейший приступ того, что называют «дорожной яростью». Я принялась отчаянно сигналить, внеся свою лепту в оглушительный шквал гудков, и, подобно другим водителям, во все горло заорала из окна в сторону проносящихся мимо автомобилей:
— Вы, уроды, придурки, сволочи! У меня важная встреча! У меня сеанс у врача, вашу мать! Мне нельзя на него опаздывать, черт подери!
Спустив пар, я объяснила самой себе, почему так тороплюсь. «Потому что она истолкует мое опоздание на свой лад. Она решит, что это проявление пассивной агрессии. А я ни фига не пассивно-агрессивна, мать вашу!»
В кабинет я влетела на пятнадцать минут позже назначенного времени. Дрожащими ладонями утирая пот со лба, я рассыпалась в извинениях — забыла, что не стоит просить прощения за вещи, которые от меня не зависят. Затем произнесла речь о тяжелой транспортной ситуации в стране — витиеватую, со множеством лирических отступлений.
В какой-то момент мне в голову пришла революционная идея: пусть все дорожные работы проводятся исключительно с десяти вечера до шести утра.
За спиной у меня стояла мертвая тишина. Осознав это, я замолчала.
— Такое бывает, — раздался невозмутимый голос.
— Да, такое бывает! — истерически взвизгнула я. Выходит, я психовала, обливалась потом, мучилась от бессильной ярости, позорилась перед доктором Дж. совершенно зря. Моя проблема и выеденного яйца не стоит.
Я набрала воздуха в легкие, медленно-медленно выдохнула и улыбнулась. Доктор Дж. снова застала меня врасплох. Я уже начала привыкать к тому, что она во всем ищет скрытый смысл, и вдруг она внезапно сменила тактику.
— Что ж, — понимающе ухмыльнулась я в потолок, — наверное, иногда банан — это просто банан. Как в том анекдоте про Фрейда. Видимо, некоторые вещи надо просто принимать такими, какие они есть. Не копать глубоко, не искать второе дно.
Я была довольна собой. И совершенно успокоилась.
Когда доктор Дж. заговорила, ее слова потрясли меня до глубины души.
— По-прежнему пытаетесь угадать правильный ответ, высказываете предположения, перестраховываетесь.
Эта фраза тяжело повисла между нами. Теперь даже теплый бархатный аромат кофе, неизменно заполнявший ее кабинет, казался горьким и неприятным.
