— И кто этот козел? — с ненавистью выплюнула она.
Я покачала головой. В разговор вступила моя внутренняя доктор Дж.: «А почему это вас волнует? Какая разница? Вы смакуете чужие грехи, чтобы избежать мыслей о своих собственных?»
Вместо этого я сказала:
— Мне не хочется быть с вами грубой, но это вас не касается. Если только вы не подозреваете, что это ваш муж. В таком случае вам лучше отправиться домой и побеседовать с ним, а не вымещать на мне злобу.
— Давай, разбивай семьи дальше, сука чертова, — заплетающимся языком выговорила она и зигзагом направилась в сторону бара.
— Хм-м… И в самом деле — что тут еще скажешь?
Кто-то из журналисток спросил, как я себя чувствую. Я сказала, что все в порядке, но мне хотелось объяснить им ситуацию и оправдаться.
— Понимаете, я публично во всем призналась, потому что верю: табуированные темы, такие как психотерапия, душевное здоровье, ревность, супружеские измены, надо открыто обсуждать, а не замалчивать. Можете считать меня наивной. Я не называю никаких имен и никого не осуждаю, просто хочу сказать: да, такое бывает. Это творится повсюду: в офисах, в больницах, на любой работе. По самым скромным прикидкам, шестьдесят процентов женатых мужчин и сорок процентов замужних женщин рано или поздно заводят роман на стороне. И одна из главных причин в том, что мы не умеем общаться друг с другом.
Журналистка кивнула и сказала, что абсолютно все ее знакомые так или иначе имели дело с изменами.
— Мы хотим верить, что уж у нас-то все будет идеально и сказочно, — особенно это касается женщин. Увы, моногамия — это миф. И лучше говорить об этом открыто. Тогда в случае измены партнера наш мир не рухнет. А вот если мы убеждены, что ни мы сами, ни наши супруги не способны на неверность, нас может ждать жестокое разочарование. К сожалению, на измену способны все.
Потом мы болтали с Рэчел. Я рассказала, что на днях мне позвонил отец.
— А он ведь никогда мне сам не звонит. Оказывается, он увидел в супермаркете женщину, которая стояла и читала мою колонку в «Грации». Он подошел к ней и сказал, что статью написала его дочь. Представляешь — мой папа, шестидесятичетырехлетний мужчина, каждый вторник покупает журнал «Грация»! И хвастается перед своими коллегами и даже перед незнакомыми людьми в магазине! Он позвонил, просто чтобы таким образом дать мне понять, что он мной гордится. Для меня это в тысячу раз важнее, чем мнение какой-то бабы, которую я знать не знаю.
Спустя несколько дней мы с Кэти договорились выпить кофе с пирожными. Я уже собиралась перейти улицу, когда заметила за столиком у окна доктора Дж. Я впервые видела ее вне стен кабинета. Это был шок. Мне показалось, что время остановилось. Словно я увидела, как моя мать кокетничает с чужим мужчиной. Доктор Дж. разговаривала с молодой женщиной, возможно дочерью. Они смеялись, и в какой-то момент мне показалось, что терапевтша утирает слезу.
Я отправила Кэти эсэмэску с просьбой встретиться в другом кафе — на противоположной стороне улицы, и следующие полчаса мы совершенно бесстыдно шпионили за моим психотерапевтом.
— Как думаешь, о чем они говорят? — спросила я.
— Конечно, о ее любимой пациентке, — поддразнила меня Кэти.
Я отмахнулась.
— Интересно, почему она прослезилась. Может, дочь сказала ей, что беременна?
— Ты даже не знаешь, кто это. Вдруг вовсе не дочь, а, к примеру, любовница. Или племянница, или студентка. Похоже, ты видишь в них себя и свою мать.
— Заткнись! — Я ткнула ее локтем. Мне было неловко.
Домой я возвращалась через парк, слушала, как шуршат под ногами опавшие листья, и вспоминала увиденное. Завеса тайны, окружавшая доктора Дж., приподнялась. Моя терапевтша не состояла в секретном отряде супергероев-спасателей, не была всезнающей и всемогущей. Она была человеком, которому не чуждо ничто человеческое, — и это меня беспокоило.
