Он не смотрел на Морру, но даже сейчас она чувствовала его взгляд. Она ответила:
— Он был самым смелым человеком на свете. — Когда Шмендрик никак на это не отреагировал, она сердито продолжила: — В городе ему поставят статую, – в парке. Как он сражается с драконом. Ее скоро уже закончат.
— Как мне хотелось бы быть здесь и убедиться, что церемония будет достойной, — искренне отозвался волшебник. — Но я должен отвести вас к матери и сразу отправляться в путь, ведь мне еще очень далеко идти. Да...
Последнее слово он произнес другим, более мягким голосом, почти шепотом, как если бы не собирался его говорить, или не хотел, чтобы дети услышали. Морра по-прежнему не желала брать его за руку, но придвинулась чуть-чуть ближе.
Финдрос упрямо повторил:
— Дракон был черный. Я был там. — Морра не ответила ему. Финдрос внимательно посмотрел в свою левую ладонь, сжатую в кулак. — Мне нравятся черепашьи яйца. Они умеют отскакивать.
Шмендрик вдруг остановился. Он неуверенно оглядывался по сторонам и не пытался больше маскировать загадочные, нервные движения своих длинных рук. Морра сказала:
— Ты заблудился.
Это был не вопрос.
Волшебник выглядел пристыженным. Помолчав, он сказал:
— Да. Я завел вас еще дальше от правильной дороги, чем вы были, и я ни малейшего понятия не имею, как отвести вас домой. Мне очень жаль.
Морра ждала, что ее младший брат во второй раз разразится паническими рыданиями – горизонт определенно становился прозрачней; приближался закат, – но Финдрос только сказал уверенно:
— Но ты же волшебник. Ты можешь сделать фокус.
И прижался к ноге Шмендрика.
Обращаясь как будто сам к себе, Шмендрик сказал:
— Я думал, во мне хотя бы на это найдется достаточно магии. Хотя бы... хотя бы на это. Но я ошибался.
Финдрос смотрел на него снизу вверх; он снова начал всхлипывать. Морра сказала:
— Может, если мы пойдем налево, вон туда, может быть...
Но ее голос сошел на нет, и ее хватило только на то, чтобы неуверенно указать на тропу чуть дальше впереди. Волшебник покачал головой.
— Есть еще один... фокус, который я могу попробовать, но мне понадобится ваша помощь. Я не смогу сделать этого без вас.
Он вытянул руки вперед, молча приглашая детей взяться за них. Удивительно, но именно Морра – спустя долгое мгновение – первой крепко сжала его левую руку, Финдрос же колебался до тех пор, пока сестра его не пнула. Мальчик сжал руку Шмендрика совсем слабо, едва-едва прижимая к его ладони пять кончиков своих пальцев. Но высокий человек улыбнулся ему и сказал:
— Очень хорошо, спасибо. Теперь закройте глаза, и повторяйте все – в точности все, – что я скажу. Мы попадем домой все вместе.
Он закрыл глаза и заговорил нараспев тихо и мелодично. Слова, которые он произносил, ничего не значили для детей, но их звучание, как это ни удивительно, успокаивало, хотя Морра понятия не имела, почему так происходит. Ее глаза были плотно закрыты, и она повторяла слова насколько могла внятно, стараясь произносить их размеренно, словно это была песня, полностью копируя волшебника. Когда я открою глаза, я буду дома. Я буду дома, с мамой.
Но когда их глаза все-таки раскрылись, они не увидели никаких перемен вообще. Сельский пейзаж вокруг них был так же неизменен, как и камни у них под ногами или бледно-золотистые облака над холмами вдалеке, или дубовые рощи, покрывающие склоны этих холмов. Шмендрик отпустил руки Морры и ее брата, и на лице его было такое отчаянье, что Морра даже пожалела бы его, если не была столь озабочена необходимостью предотвратить повторный приступ паники с рыданиями у Финдроса. Она сказала:
— Я думаю, нам надо вернуться назад. Там есть коровья тропа, по которой мы всегда ходим, наверное мы ее пропустили.
Волшебник промолчал, даже не взглянув на нее.
Они стали разворачиваться назад – Шмендрик не пытался руководить, но и не сопротивлялся – когда увидели телегу фермера, только что выехавшую с узкой тропы, которую чуть ранее заметила Морра, и направлявшуюся, раскачиваясь, в их сторону. Лошадь узнала детей раньше чем возница, и остановилась, не успел тот даже прикоснуться к вожжам. Телегой правил крупный человек с седыми волосами и красным дружелюбным лицом; дополняли портрет широкие плечи и веселый напористый живот. Он проворчал:
