» (Т.ж. с.28).
Толпа же, следуя общему мнению, называет тех, кто ему не следует, дураками…
Так было с первыми христианами. Они воспринимались явными глупцами, поскольку отказывались от тех благ, за которые сражались все умные люди. Поэтому христиане вначале объяснялись:
«…Игнатий Антиохийский в Послании к Эфесянам оперирует специальным христианским понятием глупости: «Почему не все мы стали разумны, хотя и познали Бога? Почему мы умираем в глупости?»
Речь, разумеется, шла не о «практическом разуме»: ясно, что земной практицизм, хоть и признавался неизбежным атрибутом человеческой натуры, выглядел верхом глупости для всякого христианина. Псевдо-Афанасий Александрийский писал:
Люди называют умными тех, кто умеет… покупать и продавать, вести дела и отнимать у ближнего, притеснять и лихоимствовать, делать из из которого вырастает и скоморошество. Европа в Средневековье знала ежегодные праздники дураков, которые уходили корнями в древнюю мистериальную обрядность. И на Руси скоморохи, смеша людей, напоминали им о том времени, когда смех был частью древних обрядов, запрещенных христианством.
Юродство и скоморошество враждебны и вражда их смертельна. Но с точки зрения глупости — это явления одного рода. И юродивый и скоморох — не дураки. Они разумны под личиной глупости, а значит, лишь используют глупость для того, чтобы воздействовать на людей. Что означает, что глупость как состояние дурака — действенна. Но почему?
Глава 3. Всех дураков сплошь…
Как вы помните, словарь Ожегова и Шведовой дал дураку чрезвычайно простое и краткое определение:
«Дурак.1. Глупый человек, глупец. 2. В старину: придворный или домашний шут».
При этом глупость, как основное свойство или состояние дурака, тоже не вызвало трудностей для толкователей:
«Глупый. 1. С ограниченными умственными способностями, несообразительный, бестолковый».
Что поразительно, все остальные наши словари либо вовсе обошлись без дурака, либо были предельно просты и немногословны, так что упрощенное определение словаря Ожегова и Шведовой вполне отражает общее согласие наших языковедов на этот предмет. Судя по словарям Евгеньевой и Ушакова, все они исходили из определений Даля, и при этом прямо на глазах забывали и без того небогатое понимание дурака.
Словарь Евгеньевой:
«Дурак. 1. разг. Глупый, тупой человек. 2. В старину придворный или домашний шут».
Остальное — либо примеры, либо нечто иное, вроде дурака карточной игры.
Словарь Ушакова:
«Дурак. 1. Глупый человек (разг). //Бранное слово. 2. Придворный или домашний шут в 18 в. (истор)».
Небогато…
Остается надеяться на Даля и на те самые примеры из русского языка, которые приводятся языковедами.
Что ж, позволю себе как можно полнее пересказать то, что собрал о дураке Даль.
«Дурак м., Дура, ж. глупый человек, тупица, тупой, непонятливый, безрассудный // Малоумный, безумный, юродивый. // Шут, промышляющий дурью, шутовством.
Стоит дурак, на нем колпак, ни шит, ни бран, ни вязан, а весь поярчатый? Сморчок. Матушка рожь кормит всех дураков сплошь, а пшеница — по выбору…»
На этом стоит прерваться. В отношении определения — это и всё, что собрали за несколько веков наши языковеды. Но примеры, которые хранит русский язык, можно сказать, противоречат понятиям языковедов. Ну, а если не противоречат, то расширяют их так, что почти отменяют.
Однако сначала об определениях Даля. В них явно видны культурно-исторические слои. При этом, шут и юродивый, как я это постарался показать в предыдущем отступлении, вовсе не являются дураками, хотя их так и зовут. Они не больше дураки, чем тот, кто проиграл в «Дурака».
Дурак в игре оказывается способом, каким проигравший должен расплатиться с победителями, или, что точнее, за проигрыш. Значит, позволить обозвать себя дураком — чего-то стоит. Более того, воспринимается как ценность или вид денег. Этим можно расплачиваться. Следовательно, речь идет о ценностях. Ценность и в том, чтобы считаться недураком, и в том, чтобы позволить себя им назвать и тем что-то дать называющим. К примеру, доставить им какое-то такое удовольствие, которое окупает их усилия, их труд или их возню с тобой.
