Окончательный вариант книги я перепечатывал с августа 1989 г. по апрель 1990-го. Это позволило внести кое-что новое.
Общий объем работы подавлял, казалось, я никогда не одолею рукопись! Следовало пропустить через машинку только беловых 2100 страниц! Я буквально слепнул за работой. Остаток лета, осень, зима, весна — как один день, а тут легочные задыхи, лихорадки, митинги, Съезд, интервью, встречи, выступления, тысячи писем, телеграмм, приемы избирателей, совещания, подметные письма с угрозами, клевета, неопределенность будущего…
Работа осложнялась новыми текстами. Я не мог удержаться и вводил их в книгу, что называется, с ходу. Очень помогала в работе моя жена (Лариса Сергеевна). Эти новые тексты не отлеживались, а сразу «ложились» в дробь пишущей машинки. Я даже не набрасывал их на черновик. На это у меня не было времени, да и не было уверенности в завтрашнем дне: а вдруг подведет здоровье (сколько можно тащить — спорт рекордов, операции, жизнь в литературе на унижениях, а самое главное — полное отсутствие будущего), а вдруг военный переворот (в стране все зыбко, неустойчиво, валом нарастают национальные столкновения и нужда, в основном из-за продовольственной «разрухи»).
Россия. Духовная окаменелость…
Россия. Может ли путь к правде лежать через бесчестье?..
Я всегда держал в памяти слова Льва Толстого: «Освободили крестьян не Александр Второй, а Радищев, Новиков, декабристы. Декабристы принесли себя в жертву…»
Разумеется, я не декабрист. Просто каждый человек должен определить свое место в общем движении жизни. Мое место — делать слово.
Слову я учился всю жизнь.
Когда книга будет готова — я напечатаю ее. Расплата (или что последует за ней) не имеет значения.
Сколько же я слышал: ничего не изменишь — любая борьба обречена. Пока народ не очнется — бессмысленно «дергаться».
Бессмысленно, бессмысленно…
Писать и бороться!
Иначе зло застаивается, укрепляется. Ведь и проповеди, и писания, и слово Владимира Соловьева и Льва Толстого, и даже сама Библия излишни в таком случае: пусть все само прозревает и дозревает.
Эта позиция «самодозревания» — антигуманна. Человек не может уйти от себя. Он не должен отгораживаться от страданий и заблуждений мира…
Все остальное скажет книга. Ей — слово.
Москва, сентябрь 1990 года
Когда рукопись готовилась к первому изданию, я опасался обнаружить тайники, где держал архив. Я прятал не только дневники, переписку, важные документы, но и материалы для «Огненного Креста». Слежка была настолько плотной, временами откровенно прилипчивой (очень хотели, чтоб я убрался из страны в эмиграцию), что я опасался не только брать эти материалы, но и подвести людей, в домах которых многие годы хранил архив. Поэтому в первое издание «Огненного Креста» в двух частях (издательство «Новости», 1991–1992 гг.) не вошла приблизительно треть написанных уже материалов.
Подготовка «Огненного Креста» к выходу в «Прогрессе» (уже в трех книгах — «”Женевский” счет», «Гибель адмирала», «Бывшие») предоставила возможность не только устранить фактические неточности, но и внести совершенно новые материалы. Таким образом, первое издание «Огненного Креста» волею обстоятельств явилось как бы черновым.
Кроме того, в новом издании я восстановил свой стиль, изрядно «подправленный» при подготовке рукописи в издательстве «Новости», что обнаружилось, к сожалению, уже после напечатания книг (разумеется, это была не «авторская редакция»).
И все же я благодарен издательству «Новости». В трудное время оно пошло на риск издания моей работы. Никто другой на это не осмелился.
В новом издании я сохранил все вставки в текст, сделанные мною при подготовке рукописи к первому изданию, — отзвуки на политические события тех лет. Это, по моему убеждению, делает их важным свидетельством своего времени.
В результате вся рукопись оказалась настолько измененной, что следует говорить не о переиздании «Огненного Креста», а о новом произведении.
Десятки тысяч людей доброжелательно отозвались на первое издание «Огненного Креста»: телефонными звонками, письмами и другими знаками уважения. Это то высшее, ради чего я жил.
