В атмосфере что-то резко изменилось. Все вокруг как будто напряглось. Вибрирующая энергия начала толчками разливаться по телу Левого министра. Он уже едва слышал жужжание насекомых. Кожа на лице натянулась; сердце запрыгало в тяжелом, торопливом ритме; воля невидимого преследователя обволокла разум. Левого министра охватил необъяснимый страх. По щекам потек ледяной пот, мышцы обмякли.
Он понимал: незнакомец — член императорской семьи, или придворный, или слуга, в общем, обыкновенный смертный. Однако испуганное воображение рисовало чудовище гигантских размеров. Левый министр слышал, как оно глотает непомерные объемы воздуха.
— Кто вы? — робко спросил министр. — Что вам от меня нужно?
Зловещее дыхание зазвучало чаще, громче. Левый министр повернулся и побежал. На севере и на юге Сад был окружен забором. На востоке высилась каменная стена, отделявшая императорскую резиденцию от владений придворной знати. Кроме как в павильоне на острове, укрыться было негде. Левый министр ринулся было к светящемуся окну, но ноги словно налились свинцом. Он споткнулся и выронил фонарь. Поднять помешали громоздкие одежды. Впрочем, и без них он не стал бы наклоняться за фонарем, терять драгоценные секунды. Прямо за спиной раздавался жуткий, хищный хрип.
«Помогите!» — хотел крикнуть Левый министр, но воля преследователя сдавила горло, и крика не получилось. Тогда-то он и пожалел, что запретил слугам и придворным появляться в Саду, ибо на помощь обитателя домика рассчитывать не приходилось.
По мере того как он с усилием продвигался вперед, сверхъестественная сила обволакивала его как пузырь. Он в отчаянии кидался из стороны в сторону, пытаясь ускользнуть от погони, но ощущение злой пульсации не оставляло его. Мышцы слабели и слабели. Бросив взгляд через плечо, он увидел сквозь бледное, порожденное неизвестной силой сияние размытый силуэт человека. Сердце стучало с перебоями; легким не хватало воздуха. Силы иссякли как раз у мостика. Левый министр упал на колени и пополз. Шершавая каменная поверхность царапала ладони. Леденящие душу шаги приближались. Преодолев мостик, он пополз по траве. Вот и веранда. Он вцепился в перила и принял вертикальное положение. Три ступени, которые вели к двери, показались неприступной скалой. Лампа в окне дразнила как несбывшаяся надежда. Левый министр повернулся лицом к незнакомцу.
— Нет!.. — выдохнул он, подняв руки в бесполезной попытке отвести опасность. — Пожалуйста, не надо…
Незнакомец остановился в нескольких шагах. Хищный хрип прекратился. Волна ужаса окатила Левого министра, и он съежился от внезапно наступившей тишины.
На расплывчатом овале лица незнакомца образовалась черная дыра. Пронзительный крик разорвал ночь, оглушительный вопль, вместивший весь звуковой диапазон. Нечеловеческий рев пронзил тело Левого министра. Низкие ноты ударили по костям, и те треснули с хрустом, напоминающим выстрел. Когда Левый министр взвыл от боли, лопнули сухожилия. Он упал, успев подумать: «Милостивые боги, что это за кошмарное колдовство?!».
Средние ноты залили внутренности огнем. Легкие и сердце, которое колотилось все быстрее, начали разбухать. Визгливые ноты, словно электрический ток, ударили по нервам, и Левый министр забился в конвульсиях. Прежде чем боль погасила разум, он понял: его встреча не состоится. Его мечта никогда не воплотится в жизнь.
Горячая кровь хлынула в горло, заполнила уши, лишила возможности дышать и видеть. Мозг взорвался, и смерть освободила Левого министра от страха.
* * *
Вопль эхом прокатился по городу и стих, приглушив обычные ночные звуки. Время как будто остановилось, повисло в мертвой тишине. Потом во дворце захлопали двери и оконные рамы, зажглись лампы. Окрестности ожили гулом голосов, стуком торопливых шагов. Факелы озарили территорию императорской резиденции.
А в павильоне лампу задули. Смутная фигура прокралась через Сад в город и исчезла.
Солнце клонилось к закату, и очертания остроконечных крыш становились менее четкими. По городу Эдо, нынешнему Токио, разливалась вечерняя мелодия, сотканная из лая собак, ржания лошадей, стука колес ассенизаторских повозок и перезвона храмовых колоколов. Над воротами по обе стороны торгового района Нихонбаси горели фонари. Табачный переулок, еще недавно глазевший на народ разноцветными витринами магазинов, ресторанов, чайных домиков, превратился в пустынный коридор слепых фасадов. Единственные признаки жизни подавала лапшичная «Добрая удача», крошечное заведение, затесавшееся между двумя магазинами. Лампа освещала забранное решеткой окно; из дверей кухни валил пар.
