Чармэйн перестала выходить наружу, заперлась в горнице. Мир превратился в колодец, ничего не трогало, не имело значения. А меньше всего — она сама.
Когда эльф пропал на месяц, Чармэйн наконец решилась. Если его привлекала в ней красота, то нет ничего легче, чем красоту уничтожить. Она поправилась, перестала прихорашиваться, сшила новое платье, сидевшее на ней мешком.
Шел день за днем, эльф не появлялся, и Чармэйн решила, что план сработал. Она сумела освободиться не спряв рубашки, но спокойствия не обрела. Ее мучила то тоска по эльфу, то страх того, что он вернется.
Чармэйн без сил откинулась на подушки, отходя от рассказа. Вспомнила, где находится и кому выговорилась. В горле встал ком. Чармэйн сжала зубы, попыталась собраться с силами. Не говорят, никогда не говорят любимому мужчине о прошлой любви. Вышло сумбурно и неправильно, а Дэмиену не полагалось слышать и десятой части. Она должна была просто сказать — да, была связана с Тейлом, но сбежала, хочу быть с тобой, только с тобой.
Чармэйн попыталась сгладить впечатление. С нажимом произнесла:
— Это был не мой выбор, понимаешь? Не мой.
— А разве любовь это выбор? — наконец ответил Дэмиен, нарушая долгое молчание. — Нет Чармэйн. Я не знаю, почему именно тебя, но буду любить и завтра и всегда, что бы ты не делала и как не менялась.
Сказанные ровным голосом слова пристыдили Чармейн, будто любовь по выбору родня той, что по расчету.
— А что плохого в том, что я хочу любить не только мужчину, но и человека? Хочу просыпаться каждое утро, уверенная в том, что ни на кого бы тебя не променяла. Быть твоим другом и опорой в трудную минуту. Вот, чего я хочу и ничего другого. Вот мой выбор, а все остальное тлен. Посмотри на меня, Дэмиен, по своей воле я бы никогда не нарушила клятвы, данные в день свадьбы. Ты веришь мне?
— Я хотел бы верить, Чармэйн. Но твой голос дрожит, когда ты говоришь о нем, и тверд, когда обо мне. А я тоже многого хочу. И не знаю достаточно ли "любви по выбору".
Дэмиен осторожно взял в руки плошку, отошел и рассеянно поставил на край стола. На мгновение обернулся, вспомнив что-то, и поднес к кровати Чармэйн полный кувшин воды. — Вернусь к вечеру, — коротко сказал он и вышел прочь.
Из под печи вылез брауни, стараясь не смотреть на Чармэйн достал из под лавки таз, сложил в него всю грязную посуду.
— Скажи, дедушко, как спрясть рубашку без нитки и иголки?
— А почто мне знать? — вздохнул брауни. — Ох, горький воздух в доме, хозяюшка. Я уж, пожалуй, помогать тебе сегодня не буду, все из рук валится. Прям поплохело от криков...
— Мы же тихо разговаривали.
— Значит тут кричали, — домовой указал пальцем на висок, еще раз тяжело вздохнул и пропал за очагом.
Чармэйн и сама чувствовала себя ужасно. Может лучше уйти, освободить Дэмиена от необходимости прогонять ее. Нет, нельзя ему вернуться в пустую хижину без объяснений. Лучше подождать до вечера, а потом принять любое решение мужа. А пока следует приготовить вдоволь еды на неделю. Забыть о слабости и встать на ноги.
Чармэйн, покачиваясь подошла к окну. Так вот чем оно затянуто. Прозрачной пленкой из стрекозиных крылышек, рассыпающих солнечные лучи цветным всплеском по полу. Еще одно чудо, которое она пропустила. Дом иногда менялся за ночь — на печной заслонке появлялась резьба из виноградных лоз, или горшки красило в белый с голубым. Домовой говорил, что не он, что Хозяин Леса ворожит. И Дэмиен иногда Хозяина Леса поминал, а в деревне о нем не говорят, только шепотом.
Дэмиен вернулся к вечеру, шлейфом занося запах хвойных шишек и пожухлых листьев. На Чармэйн не смотрел, не начинал разговора, но вроде не прогонял. Она боялась подойти к мужу, молча поставила перловую кашу на стол, села не на обычное место наискосок от него, а около стены на лавке.
— Тебе не стоило за меня выходить, — наконец сказал Дэмиен. — Это во-первых.
— Я знаю...
— Подожди. Ты сказала, что хочешь быть мне другом, а сама... Я о тебе ничего не знаю, Чармэйн. Все что знаю, могу на пальцах пересчитать. Ты человек, который способен месяц лгать, ничем не выдавая себя. Да что там месяц, кажется, твоя семья о Тейле и не слышала, выходит, умеешь скрываться годами! А я простой человек, Чармэйн. Я люблю, когда все на ладони, когда у друга нет второго дна. И вот я думаю — ты одна такая или все женщины горазды притворяться? И еще одно. Ты наверное была права утром. Зачем она нужна, слепая любовь? Ты меня заразила ею, и я даже не могу вычеркнуть тебя, начать все сначала.
