Фаткура не слушала.
— Он вернется к тебе, — сказала тогда Тика, отказавшись от мысли отвлечь внимание своей госпожи от неотвязного горя. — Когда ты станешь его женой, он снова полюбит тебя: ты так прекрасна!
— Он никогда не любил меня, и я не хочу, чтобы он меня любил, — говорила Фаткура, — потому что я его ненавижу.
Тика вздохнула.
— У меня только одна радость: сознание, что он страдает. Но и та, которая подавляет меня своим могуществом и своей несравненной красотой, и она тоже удручена горем. Они любят и не могут признаться в этом. Я — еще одна лишняя преграда между ними: микадо мог бы умереть, и они могли бы обвенчаться.
— Кизаки! Вышла бы замуж за принца! — вскричала Тика.
— Разве ты забыла, — сказала Фаткура, — что дед Нагато был первым после микадо; на это указывают теперь еще знаки достоинства Ивакуры, так как они составлены из двух китайских букв, которые означают: «Первый сан». Когда я любила принца, сам сын богов не мог бы изгнать его из моего сердца.
— Ты любишь его более, чем когда-либо, — прошептала Тика.
По временам Фаткура умилялась сама над собой; она вспоминала о том времени, когда счастье быть любимой наполняло ее сердце, и горько плакала.
Но эти слезы не облегчали ее.
— Я безумная! — говорила она. — Я бы хотела плакать на его плече, излить мое горе на это жестокое, холодное сердце!
Потом гнев снова овладевал ею.
Наконец она достигла города Хаги, расположенного на берегу Японского моря. Она въехала в великолепные ворота старинной крепости принцев Нагато.
На первом дворе ее встретил отец Ивакуры, он дружески приветствовал ее.
— Привет тебе в твоем доме, принцесса Нагато! — сказал он.
Этому вельможе было шестьдесят лет. Он был прям и бодр. В его благородных чертах молодая женщина нашла что-то общее с лицом Ивакуры. Уже много лет тому назад старый князь отказался от своей власти в пользу своего старшего сына. Он занимался воспитанием младшего, тринадцатилетнего ребенка, который теперь стоял рядом с ним, и на голову которого он положил руку.
Фаткура принуждена была опять улыбаться и казаться веселой. Она закрыла лицо рукавом своей одежды скромным и нежным движением, присущим японским женщинам. Потом на минуту она опустилась на колени перед вельможей.
Он обошелся с ней по-отечески, поместил ее в почетных комнатах, задал в честь нее празднества, устроил охоты. Он показал ей ее владения, делал ей великолепные подарки.
Фаткура испытывала странное волнение среди всего, что говорило ей о ее женихе. Она видела комнату, где он родился; ей показали игрушки, сломанные его детской рукой, его первые платья, по которым уже можно было судить о красивом телосложении. Ей рассказали тысячу милых проделок этого обожаемого ребенка, потом подвиги юноши, молодого человека, его литературные успехи, благородство его души, его доброту, преданность. Старик был неугомонен. Отцовская любовь томила и оживляла печальную любовь женщины.
Потом на нее нашло какое-то смирение. Стараясь скрыть свое горе, она похоронила его в себе и подавила. Она пыталась забыть, что она не любима. Она нашла утешение в силе чувства, которое она питала.
— Я — люблю, — говорила она себе. — Этого достаточно. Мне будет довольно видеть его, слушать, носить его имя. Я буду терпелива. Может быть, время вылечит его, тогда он сжалится над моим смирением, он вспомнит все, что я выстрадала из-за него. Его сердце смягчится, он полюбит меня. Я окончу мои дни счастливой около него; я буду матерью его детей.
Вскоре слухи о войне подтвердились. Беспокойство охватило сердца; жизнь отсутствующего была в опасности.
— Где он в данное время? — спрашивала Фаткура.
— Он в самом опасном месте, я в этом уверен! — отвечал вельможа.
Он говорил это с гордостью, поднимая голову, но голос его дрожал и слезы наворачивались на глаза.
Известия стали точнее. Принцы Фиго и Тоза угрожали Осаке. Они собирались напасть также на провинцию Нагато.
Отец Ивакуры собрал армию и послал войска на границы.
— У нас есть союзник, принц Аки, — говорил он. — Впрочем, на нас не нападут, они воюют не с нами.
Он ошибался. Посланные им солдаты не успели еще достигнуть границы владений, как принц Тоза уже высаживался на берега залива.
