Все подданные светозарной богини должны были хоть раз в жизни сходить на богомолье к ее храму в Найку, чтобы очистить свою душу. Потому-то этот город был постоянно переполнен богомольцами: одни приходили, другие уходили. Одни являлись верхом или в норимоно, другие, наиболее угодные богине, шли пешком с соломенной циновкой, служившей им постелью, и с деревянной ложкой для черпанья воды из придорожных ручьев.
Храм отличался необыкновенной простотой. Это было маленькое здание с широкой соломенной крышей, один фасад его был открыт. Его окружали вековые кедры, а шагах в двадцати перед храмом стоял священный портик Торие; он состоял из двух высоких столбов, наклоненных немного один к другому и на вершине скрепленных двумя перекладинами, причем концы верхней перекладины поднимались к небу. В храме находилось только круглое зеркало из полированного металла — символ ясновиденья и чистоты.
Напротив этого зеркала на деревянных ступенях храма преклонил колени принц Нагато в то время, когда ему назначила Кизаки. Уже наступила ночь, взошла луна, и ее свет падал на землю сквозь узоры высоких ветвей и листвы. Вокруг храма становилось пустынно: жрецы удалились в роскошные пагоды, которые находились по соседству с простым памятником первых веков, богомольцы разошлись, и только кедры глухо шумели от ветра.
Принц прислушивался. Святость места невольно действовала не него, и ночь казалась ему особенно торжественной. В этом молчании было что-то грозное, кедры бросали угрюмую тень, голубой взор месяца как бы плакал над ним. Отчего сердце его сжималось с непреодолимой тоской? Что он узнает? Почему государыня находилась в Найку, вместо того чтобы быть в своем дворце? Сто раз он задавал себе один и тот же вопрос и не мог на него ответить.
Наконец он почувствовал, что кто-то слегка тронул его за плечо. Он встал, возле него стоял молодой бонза. Последний пошел вперед, не говоря ни слова. Нагато следовал за ним.
Они проходили через бамбуковые рощи, кедровые аллеи и дошли до широкой каменной лестницы, которая поднималась между двух скатов и под лучами луны казалась белоснежной. Они взошли по этой лестнице на террасу высокой пагоды, ее крыша имела вид опрокинутой лилии и оканчивалась тонкой винтообразной стрелой.
Молодой бонза остановился и сделал Нагато знак оставаться на месте, а сам удалился, Тогда принц увидел белую фигуру, выходившую из пагоды. Она выступила из тени, отбрасываемой крышей, и на нее упал луч луны. Он узнал Кизаки. На ней была длинная белая шелковая мантия без рукавов, надетая сверх платья из золотой ткани. Это был костюм великой жрицы Солнца.
— Царица! — воскликнул принц, бросаясь к ней. — Не сон ли это? Этот костюм…
— Я его буду носить отныне, Ивакура, — сказала она. — Я сложила корону и приблизилась к небу. Но я поддалась последней слабости: я хотела видеть тебя еще раз и навсегда проститься с тобой.
— О, вероломство! — вскричал принц. — Так вот как ты держишь свои обещания!
— Пойдем, — сказала царица. — Ночь тиха, покинем это открытое место.
Они вошли в длинную аллею, окаймленную кустарниками и наполненную серебристой дымкой.
— Подожди, — сказала она, — не осуждай меня, не выслушав. С тех пор, как ты покинул Киото, произошло много событий. Знай, друг, что в тот день, воспоминание о котором приводит меня в невольный восторг, — в день, когда ты спас меня и мы долго беседовали, сидя под кустом, за нами следил один человек.
— Это невозможно! — вскричал в ужасе принц.
— Это, несомненно, тот, кто похитил меня, вместо того, чтобы бежать, вернулся и подслушивал нас. Это был шпион Гиэяса. Этот коварный человек сумел воспользоваться тайной, которую открыл его слуга, и сообщил ее микадо. Сначала Сын Богов не поверил ему, он был еще сильно разгневан на негодяя, который заливал кровью страну. Но Гиэяс хитрыми уловками сумел изменить настроение микадо и приобрести его доверие. В доказательство нашего преступного сближения привели твою преданность и твое геройское поведение во время нападения на Киото. В один прекрасный день Сын Богов позвал меня и, когда я явилась, подал мне записку, в которой был передан наш разговор, но в искаженном и возмутительном виде. Я никогда не оскверняла своих уст ложью. Я гордо объявила, что отдала тебе свою душу, но пока жива, мне не придется краснеть за свои поступки. Однако после этого признания я не могла остаться в даири. Недавно умерла великая жрица Тэнь-Сио-Дай-Тсина, это была сестра моего супруга. Я попросила позволения занять ее место, желая окончить жизнь в уединении. Микадо тотчас же прислал мне просимый титул и через несколько дней женился на внучке Гиэяса, пятнадцатилетней девочке.
