— В жизни важны не только деньги, но ты слишком юная, чтобы это понять.
— Ну конечно, я слишком юная! Да я уже поняла множество вещей, которые тебе никогда не понять. И за это я тоже на тебя злилась, я думала: что за жизнь нас с ней ждет? Я не чувствовала себя в безопасности рядом с тобой, я говорила: еще пока рано, но в один прекрасный день я заживу своей жизнью и свалю из этой дыры! Только об этом и мечтала. Я и сейчас об этом думаю, я знаю, что в жизни можно рассчитывать только на себя… Если бы я была папиной женой…
— Ну, приехали!
— Вот именно! Я бы помогла ему расставить все по местам, я бы сказала ему: хватит мечтать, соглашайся на то, что предлагают. Начни чем-нибудь заниматься — даже неважно чем… Я так любила папу! Я считала его таким красивым, таким элегантным, таким гордым… и таким слабым при этом. Я смотрела, как он целыми днями болтается по этой квартире, на его жалкие занятия, эти цветы на балконе, шахматы, флирт с Миленой! А ты ничего не видела. Ни-че-ro. Я думала: какая же ты глупая, ужасно глупая… А сделать почти ничего не могла. Я с ума сходила, когда видела его в таком состоянии! Когда он нашел себе эту работенку в Крокопарке, я решила, что вот теперь-то он выкарабкается. Что он нашел дело, которое поможет ему реализовать свои грандиозные планы. Крокодилы его сожрали. Как же я его любила… Это он научил меня прямо держать спину, быть красивой и безразличной, это он водил меня по магазинам и покупал красивые вещи, а потом мы шли в бар и выпивали по бокалу шампанского, слушая джаз. С ним я была единственной и неповторимой… Он мне еще дал замечательную штуку — силу, которой, как ни странно, у него самого не было. На меня у него хватило силы, а на себя нет. Не было у него силы, вот что. Он был слабым и ранимым, как маленький мальчик. Но для меня он был волшебным!
— Он безумно любил тебя, Гортензия. Я знаю. Иногда я даже ревновала, вы были словно одни на свете. А мы с Зоэ где-то в сторонке. Он никогда не смотрел на Зоэ так, как на тебя.
— Он себя ненавидел в конце жизни. Он пил, он опустился, думал, я не замечаю этого, а я-то все замечала! Ему невыносима была мысль о том, во что он превратился: в ходячее поражение. Уже летом я видела, что он был жалок. Может и лучше, что так получилось!
Она сидела, напряженная и прямая, как струна, на краю кровати. Жозефина держалась на расстоянии, позволяя ей выговорить свое горе, готовая взять его на себя, лишь бы дочери было легче.
Внезапно Гортензия повернулась и взглянула матери в глаза:
— Но речи быть не может, слышишь, РЕЧИ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ, чтобы мы вновь начали жить, как в те времена, когда папа был без работы. Я не хочу пережить это вновь, поняла, никогда больше! Он давал тебе деньги?
— Ох, ты знаешь…
— Давал или нет?
— Нет.
— Значит, мы сможем прожить без него?
— Да.
«Это если она получит деньги за книгу, — подумала Гортензия, не сводя глаз с матери. — Но не факт, что она это сделает. Что сумеет потребовать свое».
— То есть мы не станем опять бедными?
— Нет, дорогая, мы не станем опять бедными, обещаю. Я чувствую в себе силу бороться за вас обеих. У меня всегда была эта сила. Для себя нет, но для вас — да.
Гортензия с сомнением посмотрела на нее.
— Зоэ ничего знать не должна, это ясно. Ни к чему ей знать… Зоэ не я. Ей надо все мягко сказать. Ну, это я предоставляю тебе, это твоя специализация.
Она застыла на мгновение, скованная горем и гневом.
Жозефина подождала немного и сказала:
— Будем говорить ей понемногу, пусть не сразу, но она научится жить без него.
— Мы уже давно живем без него, — заметила Гортензия, вставая. — Ладно, мы не обо всем поговорили, но мне надо еще раз проверить свою работу.
Жозефина молча вышла из комнаты и вернулась в кухню, где ее ждали Милена, Гэри и Зоэ.
— Милена может остаться и поужинать с нами? Скажи «да», мамочка, ну скажи «да»!
— Думаю, мне лучше поехать в гостиницу, Зоэ, детка, — сказала Милена, целуя ее в макушку. — Я страшно устала, у меня был трудный день…
Она поблагодарила Жозефину, расцеловала Зоэ. Она казалась измученной, раздавленной. Оглядев их на прощание, она подумала: «Вполне может так случиться, что я их никогда не увижу. Никогда больше не увижу».
