— Ох, как права эта твоя тетя Роза!
— И я уже обдумываю доклад о твоем случае. Безобразие! Если это будет продолжаться, ты похудеешь окончательно и станешь похожим на вешалку!
Мимо нас прошел Стефан Второгодник. От него пахло свежевыкуренной сигаретой. В другое время Валентин ему этого не спустил бы, но сейчас промолчал. Был занят мною. От напряжения его бритая голова тряслась.
— Я за тобой слежу уже пять дней, — сказал Валентин.
— А вот и ошибся! — воспротивился я. — История началась только два дня тому назад.
— Нет, ошибаться я не имею права, когда налицо явная угроза здоровью, а может быть, и жизни человека! Образумься, пока не поздно! Шутка сказать! Тебе дают деньги на приличный завтрак, а ты их тратишь на шоколад, да еще смеешь отрицать этот позорный факт!
— О-ох!
Мой вздох облегчения был слишком сильным. Какое приятное недоразумение: Валентин думал о купленных мною конфетах, а не о преследуемых мною бандитах!
— Обещаешь исправиться? — строго спросил он.
— Непременно!
— А как ты оцениваешь мою роль как председателя в этом деле?
— Очень высоко. И на первом же собрании скажу об этом всему отряду.
Прозвенел звонок на второй урок. Сели. Через 45 минут — вторая перемена. Встали.
— Ты злишься? — дуэтом спросили у меня Дочка и Пенка.
— За что?
Дочка ответила самостоятельно:
— За то, что вчера мы сами познакомились с артистом Трифоном Маноловым, после того как ты не захотел нас с ним познакомить и убежал…
— Прямо помираю от зависти!
Пенка продолжала:
— Очень вежливый человек! Не то, что ты! Дал нам прочитать первое действие пьесы «Нашествие Никифора».
— Действие, нашествие, — издевательски усмехнулся я, — мне эта пьеса спать не дает!
— И нам! — улыбнулись они счастливо.
Потом они объяснили собравшимся вокруг нас мальчишкам и девчонкам, что первое действие развивается в византийской столице. Начиналось оно диалогом двух придворных дам.
— Слушайте! — сказала Дочка.
Они задекламировали так пламенно, как будто были на сцене:
— Как я, красива ль?
— Да, таких красавиц
Не знал доселе, дамами прославясь,
Из византийских замков ни один!
— Ты так считаешь?
— Каждый властелин
Главу свою склонил бы пред тобою,
Сраженный, покоренный красотою,
Волшебным взором, статностью твоей!
— И даже сам Никифор, царь царей?
— И даже он! Когда раздавит гордо
Он скипетром державным Крума орды
И покорит болгарский стан навечно,
Сюда вернется, лаврами увенчан,
И все услышат слово полководца,
что ты — константинопольское солнце,
С которым рядом в праздничные дни
Вся слава Византии — как в тени!..
Наступила пауза, достаточная лишь для того, чтобы Дочка и Пенка могли вдохнуть очередную порцию воздуха.
— Весь диалог знаете? До конца? — спросил я осторожно.
— Конечно, до самого конца! — ответили обе мои одноклассницы, ошарашенные столь неуместным вопросом.
— Тогда продолжайте без меня. Предпочитаю решить несколько математических задач.
Окружающие оценили мою остроту — засмеялись. Дочка и Пенка надули губки. Первая сказала:
— И ты даже не поинтересуешься, где Трифон Манолов дал нам почитать первое действие пьесы?
Вторая добавила:
— И тебе безразлично, что сказала при этом Калинка? Зазвенел звонок на третий урок. Времени для обдумывания у меня хватало: я располагал сорока пятью минутами.
— Браво, Александр! — похвалила меня учительница. — На этот раз ты по-настоящему сосредоточен.
На следующей перемене Дочка и Пенка сделали попытку выйти во двор, но безуспешно. Им пришлось отвечать на мои вопросы:
— Так, значит… Вчера после обеда вы ходили к артисту Трифону Манолову?
— Нет, Саша, мы ходили к Калинке Стояновой, где живет и ее дядя Трифон Манолов.
— И о чем же вы говорили?
— С кем?
— С ней!
— Понимаем.
— Ну, вы мне повторите… Чтобы я знал.
— Все повторять — перемены не хватит.
— Ого!
— Мы разобрали народную песню «Богатырь и лес», потом набросали план урока по зоологии, решили все задачи по арифметике. И точно помним, кто о чем говорил. Но если тебя интересует конкретно, что говорила Калинка, то, когда мы приступили к болгарскому языку, она…
— Короче, короче, а то и пяти перемен не хватит.
— Тогда о чем же?…
— О том, что она оказала не по поводу уроков.