Рафин-Е прошелся вдоль строя, критически оглядев всех с ног до головы.
— Жуки подрали? — спросил он, тронув антенной рации мой плачевный наряд.
— Угу.
— Отойди-ка в сторонку. И ты тоже…
Рядом со мной встал здоровяк Шилу. Потом еще четверо бойцов. Все тревожно переглядывались — что, интересно, нам придумали вместо положенного ужина и сна?
Я встретился взглядом с Нуем, тихонько кивнул ему, однако он лишь пожал плечами.
— Осталось одно небольшое дело, — сказал Рафин-Е. — На той стороне, около вагончиков, готовы к вылету три реаплана. Вы, шестеро, рассаживаетесь по двое в каждый и забираете из болот детей ульдров. Разведка наткнулась на партизанский отряд союзников, там голодные дети. Их нужно сопроводить на базу. — Он поднял палец и многозначительно добавил: — Зачтется!
Честно говоря, я в этот момент даже забыл про голод и усталость. Спасти голодных детишек — есть ли более святое дело? Шилу, похоже, так не считал — он сопел и явно выражал досаду.
— Следите, чтобы эти оборванцы ничего там не сломали, пока будете лететь, — добавил Рафин-Е. — Бегом марш!
Реапланы мы нашли почти сразу, однако пилоты встретили нас ругательствами.
— Где пропадаете, всю ночь вас ждать?! — заорал один. Потом успокоился, зевнул. — Садитесь, только быстро.
И ведь не докажешь, что мы ждали командира. Чувствовалось, что пилоты нервничают, хотят есть и спать. Машины на взлете ревели прямо-таки злобно и в полете тряслись и дергались. Вдобавок Шилу все время что-то ворчал, а когда я попытался с ним заговорить, отвернулся к темному окну.
Потом было резкое снижение с болью в ушах. Открылся люк, и к нам, сквозь клубы холодного тумана, заглянул боец в угловатом штурмовом шлеме. Он был весь в грязи и в воде и, кроме того, сверкал глазами от злости.
— Наконец-то! — с ненавистью рявкнул он. — Спасибо, что не утром прилетели.
— Так ведь мы… — несмело начал я.
— Думаешь, нам делать нечего, только вас дожидаться!
Спорить глупо. Нужно брать детей и улетать.
Разведчик исчез из проема люка, канув в мокрый чавкающий мрак болота. «Заходите, ребята», — донеслось оттуда.
Я быстренько приклеил радушную улыбку, которой намеревался встретить детей дружеского угнетенного народа. Однако улыбка съежилась, едва только первое «дитя» заглянуло в люк. Заготовленное «Располагайтесь!» испуганно забилось куда-то в пищевод, превратившись в сдавленный хрип.
На меня пялилась рыжая косматая образина с налитыми кровью глазами и бородой, слипшейся от грязи и сала. Через мгновение ульдр протянул в салон мохнатые ручищи и ловко, по-обезьяньи запрыгнул, усевшись напротив меня.
Я не убежал, но только потому, что рядом сидел угрюмый Шилу и абсолютно не проявлял беспокойства. Между тем косматые детишки продолжали наполнять кабину. С них текли ручьи, они отряхивались, как собаки, расшвыривая болотную грязь во все стороны.
Я разглядывал их и искал хоть какие-нибудь положительные черты — как-никак, союзники. Но ничего положительного не находил. На них было напялено невообразимо грязное тряпье, в котором с трудом узнавались остатки цивилизаторской военной формы. У одного ульдра на голове красовались большие черные наушники. Обрывок провода болтался на груди, в него были вплетены несколько мелких косточек.
Другой украсил свою шею тяжелым ржавым кольцом с отверстиями под болты, отломанным, видимо, от какого-то старого трубопровода. Третий надел на руки две мощные пружины на манер браслетов. Чувствовалось, что они ему мешают, но, наверно, очень нравятся.
Всего в кабину влезло девять пассажиров. Двое были небольшого роста — мне по грудь, видимо, подростки. Остальные же — мощные, налитые мускулатурой гориллы.
— Все нормально? — спросил разведчик, заглянув напоследок к нам.
— Эй, а нам говорили, что будут дети, — сказал я на всякий случай. В самом деле, вдруг какая-то ошибка?
Разведчик фыркнул.
— А что, — сказал он, — думаешь, взрослые меньше любят жрать?
Люк захлопнулся.
— Если вздумают что-то отламывать, — флегматично проговорил Шилу, — бей прямо по мордам, не смущайся.
Я заторможенно кивнул, страшась даже подумать о том, чтобы бить ульдров «по мордам». Я догадывался, что могу получить в ответ.
