— Ну вот, — развел руками Дядюшка, добродушно улыбаясь. — Сейчас гаечки завертим, болтики подкрутим — и в дорожку.
Подкручивание болтиков затянулось надолго. Мне и Щербатину пришлось еще помогать устанавливать чистые баки для пульпы — они крепились на корпус ледохода с помощью проволочных узлов.
Потом пришел транспорт — гусеничный вездеход и длинная платформа, на которую погрузили «Добывателя уцим». При этом, мне показалось, сломали две штанги.
Нам пришлось трястись на платформе, на самом морозе. Я сидел, завернувшись во все тряпки, которые только удалось найти по углам и закоулкам. Вместо варежек я приспособил тройной слой белых носков. Однако Джи при этом, кажется, поглядывал на меня неодобрительно.
База давно скрылась за горизонтом, вокруг простиралась ледяная степь, кое-где перечеркнутая трещинами. Ветер гнал впереди нас бог весть как попавший сюда одноразовый носок. Я откровенно тосковал и завистливо поглядывал на кабину, где в тепле и уюте пребывал наш капитан.
— Щербатин, ты жив еще?
— Не дождешься…
— Щербатин, неужели Цивилизация не придумала теплых вагончиков для нас?
— А Цивилизация не раздает свои блага кому попало.
— Я не кто попало, я все-таки человек.
— Ты ноль. — Щербатин ядовито засмеялся. — Ты — серая масса.
На бритвенно-ровном краю горизонта затемнела крошечная точка. Она приблизилась и распалась на потрепанный брезентовый купол и два гусеничных вездехода. Нас ждали. Несколько человек махали нам руками и подпрыгивали — то ли от холода, то ли от нетерпения.
Дядюшка Лу на ходу выскочил из кабины и зашагал к встречающим. Шарфы, шнурки и тесемки трепетали на ледяном ветру. Потом нас подвели к широкой расщелине во льду, которая, как мне показалась, была искусственно расширена.
— Здесь червь! Здесь большой червь! — тараторил незнакомый человек, на котором было напялено, по всей видимости, три или четыре теплые робы. — Я лед слушал: у-у-у! У-у-у! И воздух дышит, чуете?
Дядюшка и его многоопытная команда с профессиональным интересом оглядели расщелину, послушали, потом зачем-то взяли с краев и примяли на ладонях комки снега. Покивали друг другу. Дядюшка посмотрел по сторонам и махнул рукой: можно начинать.
— А вы чего? — кликнул он нас. — Лезьте в машину-то, лезьте!
Мы с Щербатиным панически переглянулись. В кабину пришлось влезать кое-как через крошечную дверцу в самом низу. Внутри была жуткая теснота, мне даже пришлось снова выбираться, чтобы Ну-Ну смог протиснуться в машинное отделение.
Мы разглядели небольшое железное креслице, перед которым торчал целый куст рычагов и рукояток. Было темно, свет пробивался через узкое исцарапанное стекло перед креслом. Я то и дело натыкался боками на какие-то торчащие детали. Стало ясно, почему на всех промысловиках так изодрана одежда.
— Вон там примоститесь как-нибудь, — посоветовал Дядюшка, занимая свое капитанское кресло. — И обвяжитесь, бросать же будет.
Наконец мы кое-как устроились. Щербатин — на полу, я — на узком металлическом ящике у стены. Неподалеку приспособились и Джи с Поком. Со стен свисали обрывки засаленных веревок, которые мы обвязали вокруг себя. Затем капитан постучал ногой в железную стену, и наш ледоход начали стаскивать с грузовой платформы.
С гулким скрежетом «Добыватель уцим» воткнулся в расщелину. Мы повисли на своих веревках, не в силах вдохнуть или выдохнуть.
— Можно! — крикнул Ну-Ну из своего отсека, и Дядюшка взялся за свои рычаги.
Заработали фрезы, застучали неведомые механизмы внутри корпуса, и наша железная скорлупка принялась протискиваться в ледяной мир. Свет померк. Дядюшка включил внешнюю фару, но ее свет видел только он сам через смотровое стекло.
— Стой! — крикнул через минуту Ну-Ну и затем начал долбить чем-то тяжелым по металлу. — Можно! — разрешил он, закончив.
Действительно, начало бросать. Веревки врезались в тело, кроме того, с непривычки начало тошнить. Я пока держался, лишь издавал иногда сдавленные всхлипы. Щербатин же только поругивался вполголоса.
Я заметил, что Пок поглядывает на наши мучения с понимающей усмешкой. Вдруг подумал: что будет, если меня вырвет и все разнесет по кабине. Тогда им будет не до усмешек.
