Позже Хани спросил у Рюби, что же все-таки произошло. Она очень неохотно (кто любит признаваться в собственных просчетах?) сказала, что действительно был момент, когда силы мрака едва не взяли верх. Она распахнула ворота мировому холоду, однако переоценила свои возможности и не смогла удержать их. Ворота стали открываться шире и шире, их затея могла скверно кончиться не только для «черепах», но и для всего края, не приди на помощь Ториль и дракон.
Что произошло в ее душе? Может, полыхающий холод выстудил последние крошки зла, еще державшие принцессу в своих объятиях. Дъярв вставил, что никогда не верил в людей без души. Нежить способна так существовать, а человек — ни за что, черная ли, светлая — но душа у него имеется обязательно. Нечто неведомое подтолкнуло Ториль, и она взяла голубой меч, который поднес ей Дъярв, все-таки недаром она училась у лучших магов Тан-Хореза. Вызванный ею ураган в одночасье захлопнул магические двери.
Для Хани самым главным было то, что принцесса опять была с ними.
Громадные сугробы замели угрюмые ели едва ли не наполовину. Хани, неосторожно сошедший с дороги, тотчас провалился в снег по самые плечи, только с великим трудом общими усилиями удалось выдрать его из сугроба. Мелкий сухой снег струился, как вода, и как вода, не давал ни малейшей опоры.
— Ну и холодина, — дрожа, заметил Хани и вытряхнул снежную крупу из-за воротника.
— Особенно, если учесть, что сейчас середина осени, — мрачно вставил Дъярв. — То, что привычно в наших краях, совершенно неуместно здесь. Нет, не стоило вызывать холод. Вот что натворили…
Хани пропустил мимо ушей его жалобы и живо спросил:
— Ты бывал на юге?
— Конечно, — простодушно ответил Дъярв. — Любой из наших мужчин хоть раз плавал в набег на южные богатые города, иначе он не имел бы права называться мужчиной и воином.
Хани покачал головой. Миролюбие Дъярва оказывалось все более и более призрачным. Он уже всерьез начал сомневаться, а будет ли Дъярв хоть когда-то строить? Не обманом ли окажется дарованная ему корона? Ведь получится очень скверно, если люди, обманутые ложной надеждой, пойдут за новым королем…
— Неважно, — поспешила вмешаться Рюби, чтобы погасить назревающую ссору. Скверные отношения Акантона и северных пиратов не были секретом ни для кого. — Главное, что здесь действительно не должен лежать снег. Будь жив Хозяин Тумана, я приписала бы это его козням, но ведь он давно мертв, лишь дымящаяся полынья осталась на месте его замка.
— А ваш снежный пожар? — неприязненно спросил Дъярв.
— Ты же видел, что даже там, где он бушевал сильнее всего, снега выпало совсем немного. Здесь вмешалось нечто иное.
— Может, колдовство Железного Замка? — спросила Ториль.
— Не думаю, — неуверенно возразила Рюби. — Каждому из колдунов ближе всего один род магии. Если Хозяин Тумана любил стужу и снег, владел искусством вызывать их, то вряд ли сыщется еще один такой же умелец. Да и колдовство Железного Замка больше тяготеет к огню и железу, чем к холоду. В такой противоположной магии колдуны, как правило, мало что могут.
Издевательский зловещий хохот прокатился между деревьями, даже снег взвихрился и закружился прозрачными сияющими облаками. Все вздрогнули.
— Кто это? — Хани вопросительно глянул на Рюби.
Но та пожала плечами.
— Все тайны черного колдовства не известны никому, даже тем, кто пользуется темными силами. Они не подозревают, каких тварей выпускают в мир.
— Не нравится мне этот смешок, — угрюмо заметил Дъярв. — Человек так смеяться не может. Впрочем, — он сорвал с плеча секиру и лихо закрутил ею, только воздух загудел, — вот ответ на многие вопросы. Один раз умереть придется каждому, дважды — никому. Бояться некого и нечего.
Ториль восхищенно взглянула на него.
Дъярв махнул рукой замершим в отдалении воинам.
— Идите сюда. — Затем обернулся к своим спутникам. — Полагаю, пора нам перебраться в середину колонны.
— Не думаю, что эту опасность можно зарубить топором, — улыбнулась Рюби, но посторонилась, пропуская гвардейцев Дъярва.
Армия двинулась дальше. В угрюмом лесу царила недобрая тишина, нарушаемая только скрипом снега под тысячами подошв и тяжелым дыханием людей. Желание говорить пропало само собой.
