Около шести часов утра по коридорам замка разнесся топот ног – это явились за принцессами лучники мессира Алэна де Парейля. Шестьдесят всадников в кожаных камзолах, металлических кольчугах и железных шлемах окружили три повозки, обтянутые черной материей. Сам Алэн де Парейль подсадил дам на повозки; потом по его знаку позорный кортеж тронулся в путь под розоватым утренним небом.
У одного из окон замка стояла графиня Маго, прижавшись лбом к стеклу; ее широкие плечи вздрагивали.
– Вы плачете, сударыня? – спросила Беатриса д'Ирсон.
– И я могу иногда плакать, – ответила Маго хриплым голосом.
Беатриса была одета к выходу.
– Ты уходишь? – осведомилась графиня.
– Да, сударыня, я хочу пойти посмотреть… если вы не возражаете.
Тем временем главную площадь города Понтуаз, называемую площадью Мартрэ, где должна была свершиться казнь братьев д'Онэ, запрудили толпы народа. Горожане, крестьяне и солдаты начали стекаться сюда с зари, и людской поток все не иссякал. Владельцы домов, выходивших фасадом на площадь, за немалую цену сдали окна, к которым прильнули, тесня друг друга, зеваки. То обстоятельство, что осужденные благородного происхождения, что они молоды, а особенно то, что они принадлежат к придворной знати, подстрекало любопытство. А сам характер преступления, этот чудовищный скандал, вся эта любовная история разжигали воображение.
За ночь на площади успели возвести помост – он возвышался над землей на один туаз, – две виселицы, стоявшие по оба его конца, привлекали к себе жадные взгляды.
Еще издали толпа приметила двух палачей в красных капюшонах и того же цвета плащах: они, не торопясь, пробирались к помосту. За ними следовали подручные, каждый тащил большой черный ящик, в котором хранилась палаческая снасть. Заплечных дел мастера взошли на помост, и площадь внезапно утихла. Палач взялся за колесо, повернул его, и оно пронзительно завизжало. Этот визг толпа встретила веселым смехом, будто ей показали новый очень занятный фокус. Посыпались веселые шуточки, сосед подталкивал локтем соседа, кто-то пустил по рукам кувшин с вином, и его под дружные рукоплескания торжественно поднесли палачам.
В конце улицы появилась повозка, ее приветствовали оглушительным улюлюканьем, которое стало еще громче, когда присутствующие узнали братьев д'Онэ. Ни Готье, ни Филипп не пошевелились. Веревки, привязанные к драбинам повозки, придерживали их, иначе они не устояли бы на ногах.
Священник, явившийся в темницу, выслушал их сбивчивую исповедь и последнее прости, которое они пожелали передать родным. Измученные, дрожащие, отупевшие, они не сопротивлялись – вряд ли уже не угас их разум, – и желали они лишь одного; чтобы поскорее кончился этот кошмар, скорее наступило блаженное небытие.
Палачи столкнули их на помост и раздели донага. Ярмарочное веселье охватило толпу, когда перед ней на помосте предстали два брата д'Онэ, голые, огромные, похожие на двух розовых паяцев неестественной величины. А когда палачи привязали двух молодых дворян к колесам, когда их повернули лицом вверх, площадь всколыхнулась и ответила градом грубых шуток и непристойных замечаний. Затем стали ждать. Палачи, сложив на груди руки, стояли, опершись о столб виселицы. Так проходили минуты. Людей охватило нетерпение, со всех сторон сыпались вопросы. Толпа глухо волновалась. Вдруг всем стала понятна причина этой заминки. На площадь въехали три повозки, обтянутые черным. По утонченному замыслу мессира Ногарэ и с согласия короля на площадь привезли принцесс, чтобы они могли присутствовать при казни.
При виде двух обнаженных тел, словно распятых меж двух колес, Бланка лишилась чувств.
Жанна судорожно уцепилась за край повозки и, обливаясь слезами, кричала толпе:
– Скажите моему супругу, скажите его высочеству Филиппу, что я невиновна.
До этой минуты она держалась стойко, но теперь нервы сдали, и толпа забавлялась ее отчаянием.
Одна лишь Маргарита Бургундская имела мужество взглянуть на эшафот, и сопровождающие ее лица в смятении спрашивали себя, уж не испытывает ли королева Наваррская жестокого, страшного наслаждения, видя, что выставлено напоказ это обнаженное, розовеющее в лучах солнца тело – тело того, кто за обладание ею сейчас расплатится жизнью.