В глазах графини Маго промелькнуло беспокойство. Но она молчала, размышляя, какую еще ловушку расставил ей племянник и что означает это вступление.
Жестом, вошедшим у нее в привычку, она засучила рукава до локтей. Потом хлопнула ладонью по столу и позвала:
– Тьерри!
– Тетушка, я не могу говорить при посторонних, мы должны побеседовать наедине, – воскликнул Робер. – То, что я вам скажу, затрагивает честь всей нашей семьи.
– Ерунда, ты прекрасно можешь говорить при моем канцлере.
Тетушка просто не доверяла племяннику и хотела на всякий случай запастись свидетелем.
С минуту они молча глядели друг на друга: она с преувеличенным вниманием, а он – внутренне наслаждаясь разыгрываемой комедией. «Зови хоть всех своих людей, – думал Робер. – Зови, пусть послушают».
Странное зрелище представляли два этих существа, которые зорко следили друг за другом, оценивали каждый возможности противника, мерились силами; природа наделила их множеством общих черт, и, словно два быка одной породы, они были удивительно похожи и яростно ненавидели один другого.
Дверь распахнулась, и в опочивальню графини вплыл Тьерри д'Ирсон. Бывший капитульный настоятель Аррасского собора, ныне канцлер графини Маго, управитель графства Артуа и, как утверждали, любовник графини, был невысок ростом, пухл, круглолиц, с острым и неестественно белым носом; он производил впечатление человека самоуверенного и властного. Во взоре его горела жестокость, а безгубый рот складывался в улыбку. Он верил только в хитрость, ум и настойчивость.
Поклонившись Роберу Артуа, он произнес:
– Вы у нас редкий гость, ваша светлость.
– Мой племянник уверяет, что явился сообщить нам о какой-то огромной беде, – пояснила Маго.
– Увы! – вздохнул Робер, бессильно опустившись в кресло.
Он выжидал; Маго уже явно стала терять терпение.
– У нас с вами, тетушка, не раз выходили недоразумения, – начал наконец Робер.
– Хуже, племянник, пренеприятнейшие ссоры, и оканчивались они обычно плохо для вас.
– Верно, верно, и бог свидетель, я желал вам всяческих бед.
Робер и сейчас прибег к излюбленному своему приему – грубоватая, но не оставляющая сомнений искренность, откровенное признание дурных своих умыслов: так ему удавалось скрывать удар, которым он готовился поразить противника.
– Но такого несчастья я вам никогда не желал, – продолжал он. – Ибо, как вам известно, я настоящий рыцарь и строг в отношении всего, что касается нашей чести.
– Да в чем же дело, в конце концов? Говори же, – не сдержавшись, крикнула Маго.
– Ваши дочери и мои кузины уличены в прелюбодеянии и арестованы по приказу короля, равно как и Маргарита.
Маго не сразу осознала всю силу нанесенного ей удара. Она и впрямь не поверила Роберу.
– От кого ты слышал эту басню?
– Ни от кого, тетушка, я сам узнал, и весь двор тоже знает. Произошло это еще вчера вечером.
Робер испытывал истинное наслаждение, терзая свою толстуху тетку, поджаривая ее на медленном огне; взвешивая каждое слово, он рассказал ровно столько, сколько хотел рассказать о том, как весь Мобюиссон был разбужен гневным криком короля.
– А они признались? – спросил Тьерри д'Ирсон.
– Не знаю, – ответил Робер. – Но молодые д'Онэ, конечно, признаются, ибо в настоящий момент находятся в руках вашего друга Ногарэ.
– Терпеть не могу Ногарэ, – отозвалась графиня Маго. – Даже будь они невинны, как ангелы, из его рук они выйдут чернее ворона.
– Тетушка, – начал Робер, – темной ночью я проскакал десять лье от Понтуаза до Парижа, чтобы известить вас, ибо никто не подумал этого сделать. Неужели вы до сих пор считаете, что я действовал под влиянием дурных чувств?
Графиня Маго вскинула глаза на своего гиганта племянника; душевное ее смятение и тревога были так велики, что она невольно подумала: «Возможно, что и он способен иногда на добрые порывы».
Потом хмуро спросила:
– Хочешь завтракать?
Услышав эту фразу, Робер понял, что удар нанесен, и нанесен метко.
Не заставляя себя долго просить, Робер схватил со стола холодного фазана, разорвал руками на две половинки и впился в него зубами. Вдруг он заметил, что его тетушка переменилась в лице. Сначала побагровела грудь, прикрытая горностаевой опушкой платья, затем краска залила шею, потом подбородок. Наконец кровь бросилась ей в лицо, покрыла пурпурными пятнами лоб. Графиня Маго поднесла руку к сердцу.
