– Банев, – представился Виктор с фальшивой сердечностью, которая всегда нападала на него при виде мужей.
– Мы, собственно, уже знакомы, – сказал муж. – Я Зурзмансор.
– Ах, да! – воскликнул Виктор. – Ну, конечно! У меня, должен вам сказать, память… – Он замолчал. – Погодите, – сказал он. – Какой Зурзмансор?
– Павел Зурзмансор. Вы меня, вероятно, читали, а недавно даже весьма энергично вступились за меня в ресторане. Кроме того, мы еще в одном месте встречались, тоже при несчастных обстоятельствах… Давайте сядем.
Виктор сел. Ну, хорошо, подумал он. Пусть. Значит, без повязки они такие. Кто бы мог подумать? Пардон, а где же его «очки»? У Зурзмансора – он же почему-то муж Дианы, он же горбоносый танцор, играющий танцора, который играет танцора, который на самом деле мокрец, или даже сразу четыре мокреца, или даже пять, считая с ресторанным, – не было у Зурзмансора «очков», будто они расплылись по всему лицу и окрасили кожу в желтоватый латиноамериканский цвет. А Диана со странной, какой-то материнской улыбкой смотрела то на него, то на своего мужа. И это было неприятно. Виктор почувствовал что-то вроде ревности, которой раньше никогда не ощущал, имея дело с мужьями. Официантка принесла суп.
– Ирма передает вам привет, – сказал Зурзмансор, разламывая кусочек хлеба. – Просит не беспокоиться.
– Спасибо, – отозвался Виктор машинально. Он взял ложку и принялся есть, не чувствуя вкуса. Зурзмансор тоже ел, поглядывая на Виктора исподлобья – без улыбки, но с каким-то юмористическим выражением. Перчаток он не снял, но в том, как он орудовал ложкой, как изящно ломал хлеб, как пользовался салфеткой, чувствовалось хорошее воспитание.
– Значит, вы все-таки тот самый Зурзмансор, – произнес Виктор. – Философ…
– Боюсь, что нет, – сказал Зурзмансор, промакивая губы салфеткой. – Боюсь, что к тому знаменитому философу я имею теперь весьма отдаленное отношение.
Виктор не нашелся что ответить и решил подождать с беседой. В конце концов, не я инициатор встречи, мое дело маленькое, он меня хотел увидеть, пусть он и начинает… Принесли второе. Внимательно следя за собой, Виктор принялся резать мясо. За длинными столами дружно и простодушно чавкали «Братья по разуму», гремя ножами и вилками. А ведь я здесь дурак дураком, подумал Виктор. Братец по разуму. Она ведь, наверное, до сих пор его любит. Он заболел, пришлось им расстаться, а она не захотела расстаться, иначе зачем бы она поперлась в эту дыру выносить горшки за Росшепером… И они часто видятся, он пробирается в санаторий, снимает повязку и танцует с ней. Он вспомнил, как они танцевали, – шерочка с машерочкой… Все равно. Она его любит. А мне какое дело? А ведь есть какое-то дело. Что уж там – есть. Только – что есть? Они отобрали у меня дочь, но я ревную к ним дочь не как отец. Они отобрали у меня женщину, но я ревную к нему Диану не как мужчина… О, черт, какие слова! Отобрали женщину, отобрали дочь… Дочь, которая увидела меня впервые за двенадцать лет жизни… или ей уже тринадцать? Женщину, которую я знаю считаные дни… Но, заметьте, ревную – и притом не как отец и не как мужчина. Да, было бы гораздо проще, если бы он сейчас сказал: «Милостивый государь, мне все известно, вы запятнали мою честь, как насчет сатисфакции?»
– Как продвигается работа над статьей? – спросил Зурзмансор.
Виктор угрюмо посмотрел на него. Нет, это была не насмешка.
И не светский вопрос, чтобы завязать беседу. Этому мокрецу, кажется, действительно было любопытно узнать, как продвигается работа над статьей.
– Никак, – сказал Виктор.
– Было бы любопытно прочесть, – сообщил Зурзмансор.
– А вы знаете, что это должна быть за статья?
– Да, представляем. Но ведь вы такую писать не станете.
– А если меня вынудят? Меня генерал Пферд защищать не станет.
– Видите ли, – сказал Зурзмансор, – статья, которую ждет господин бургомистр, у вас все равно не получится. Даже если вы будете очень стараться. Существуют люди, которые автоматически, независимо от своих желаний трансформируют по-своему любое задание, которое им дается. Вы относитесь к таким людям.
– Это хорошо или плохо? – спросил Виктор.
