– Врешь! – хрипло выдохнул Вайнгартен.
Малянов дернул плечом.
– За что купил… – сказал он. – А дверь у него опечатана, можешь пойти и посмотреть…
Некоторое время Вайнгартен молчал, постукивая по столу толстыми пальцами и подрагивая в такт щеками, а потом вдруг с шумом поднялся, ни на кого не глядя, протиснулся между Захаром и мальчиком и тяжело затопал вон. Было слышно, как чмокнул замок, в квартиру потянуло щами.
– Охо-хо-хо-хо… – уныло произнес Захар.
И сейчас же мальчик протянул ему обмусоленную шоколадку и потребовал:
– Откуси!
Захар покорно откусил и стал жевать. Хлопнула дверь. Вайнгартен, по-прежнему ни на кого не глядя, протиснулся на свое место и, плеснув себе в рюмку водки, хрипло буркнул:
– Дальше…
– Что – дальше? Дальше я пошел к Вечеровскому… Эти хмыри ушли, и я пошел… Вот только что вернулся.
– А рыжий? – спросил Вайнгартен нетерпеливо.
– Я же тебе говорю, ослиная твоя башка! Не было никаких рыжих!
Вайнгартен и Захар переглянулись.
– Ну, предположим, – сказал Вайнгартен. – А девица эта твоя… Лидочка… Она тебе никаких предложений не делала?
– Н-ну… как тебе сказать… – Малянов неловко ухмыльнулся. – То есть… если бы я по-настоящему захотел…
– Тьфу, болван! Все об ёй! Да я не об этом!.. Ну ладно. А следователь?
– Знаешь что, Валька, – сказал Малянов, – я тебе все рассказал, как было, иди к черту! Честное слово, третий допрос за день…
– Валя, – нерешительно вмешался Захар, – а может быть, тут действительно что-нибудь другое?
– Брось, отец! – Вайнгартен весь перекосился. – Как это – другое? У него работа, работать не дают… Как это – другое? И потом, мне же его назвали!..
– Кто это меня назвал? – спросил Малянов, предчувствуя новые неприятности.
– Писать хочу, – ясным голосом объявил мальчик.
Все уставились на него. А он оглядел всех по очереди, сполз с табурета и сказал Захару:
– Пойдем.
Захар виновато улыбнулся, сказал: „Ну, пойдем…“ – и они скрылись в сортире. Было слышно, как они гонят рассевшегося в унитазе Каляма.
– Кто это меня назвал? – сказал Малянов Вайнгартену. – Что еще за новости?
Вайнгартен, склонив голову, прислушался к тому, что происходит в сортире.
– Во Губарь влип! – произнес он с каким-то печальным удовлетворением. – Вот влип так влип!
Что-то вязко провернулось в мозгу у Малянова.
– Губарь?
– Ну да. Захар. Знаешь, сколько веревочке ни виться…
Малянов вспомнил.
– Он ракетчик?
– Кто? Захар? – Вайнгартен удивился. – Да нет, вряд ли… Хотя вообще-то он работает в каком-то ящике…
– Он не военный?
– Ну, знаешь ли, все ящики в той или иной…
– Я про Губаря спрашиваю.
– Да нет. Он – мастеровой, золотые руки. Блох мастерит с электронным управлением… Но беда не в этом. Беда в том, что он человек, который бережно и обстоятельно относится к своим желаниям. Это его собственные слова. Причем заметь, отец, это истинная правда…
Мальчик снова появился в кухне и вскарабкался на табурет. Захар вошел следом. Малянов сказал ему:
– Захар, вы знаете, я забыл, а сейчас вот вспомнил… Ведь о вас Снеговой спрашивал…
И тут Малянов впервые в жизни увидел, как человек белеет прямо на глазах. То есть делается белым, буквально как бумага.
– Обо мне? – спросил Захар одними губами.
– Да вот… вчера вечером… – Малянов испугался. Такой реакции он все-таки не ожидал.
– Ты что, его знал? – спросил Вайнгартен Захара негромко.
Захар молча помотал головой, полез за сигаретой, высыпал полпачки на пол и принялся торопливо собирать просыпанное. Вайнгартен крякнул, пробормотал: „Это дело надо того, отцы…“ – и принялся разливать. И тут мальчик сказал:
– Подумаешь! Это еще ничего не значит.
Малянов опять вздрогнул, а Захар распрямился и стал смотреть на сына с какой-то надеждой, что ли.
– Это просто случайность, – продолжал мальчик. – Вы телефонную книгу посмотрите, там этих Губарей штук восемь…»
11. «…Малянов знал с шестого класса. В седьмом они подружились и просидели до конца школы за одной партой. Вайнгартен не менялся с годами, он только увеличивался в размерах. Всегда он был веселый, толстый, плотоядный, всегда он что-то коллекционировал – то марки, то монеты, то почтовые штемпеля, то этикетки с бутылок. Один раз, уже ставши биологом, он даже затеял коллекционировать экскременты, потому что Женька Сидорцев привез ему из Антарктиды китовьи, а Саня Житнюк доставил из Пенджикента человеческие, но не простые, а окаменевшие, девятого века. Вечно он приставал к окружающим, требуя показать мелочь, – искал какие-то особенные медяки. И вечно он хватал чужие письма, клянчил конверты с печатями.
