Жду и надеюсь - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

…Еще тогда, летом, на песчаной солнечной поляне, вытирая мокрое, грязное от слез Веркино лицо и едва сдерживая жаркую, тяжелую, дурманную тягу, Шурка предупредил свою возлюбленную, что фамилия у него для будущей жизни не очень подходящая — Доминиани, черт знает что за фамилия, особенно если живешь в Киеве, где на эту фамилию дворовые псы из-под чугунных ворот лают.

— Господи! — сказала Верка.— Я сама им глотку перегрызу, этим собакам. Ты на меня надейся, Шур.

И очень напомнила Шурке его мать, Богдану Карповну, Дану. И стало ясно ему вдруг, что не он, Шурка, будет защитой и опорой для своей любимой, а она станет заслоном во всех бурях, если доживут они до мирных бурь. Оттого и тянет его к радистке, оттого и ждет ее каждый день, оттого и рассказывает про Эсмеральду, влюбленно, неосознанно и потому верно и безошибочно заманивая ее и отбивая от чужих взглядов. И две тени возникли вдруг перед Шуркой на фоне киевского, задернутого дешевенькой марлевой кисеей окна: отец и мать. Он — высокий, сильный, надежный и она — маленькая, покорная, улыбчивая, всегда глядящая на него снизу вверх. Данка Доминиани… Батрацкая дочь из-под Чернигова. Она приняла отцовскую фамилию с отчаянностью скворчихи, летящей от скворечника навстречу ястребу. Она ничего не боялась в этом трудном мире.

Но об этом Шурка догадался позже, позже…

2

«Командование обращает внимание на образцовые наставления по борьбе с партизанами, составленные в 11-й армии… Эти наставления составлены без ложного сострадания и со свойственной немецким штабным офицерам пунктуальностью и точностью…» «Захваченные партизаны все без исключения должны быть повешены. К повешенным следует прикреплять табличку с надписью: „Этот партизан не сдался“. Партизан, сдавшихся в бою, следует прежде всего допросить, а затем либо расстрелять (бывших военнослужащих Красной Армии), либо повесить (гражданских лиц)». «Создать на территории 30-го корпуса восемь лагерей для заложников; за каждого раненного партизанами немецкого военнослужащего расстреливать до 10 заложников, за каждого убитого — до 50; казнь производить по возможности ближе к месту покушения».

Шурка протирает глаза. Велик ворох бумаг с отметками о разной степени секретности, есть даже с красными, наискось через левый угол, полосками; велик ворох, а ночь только начинается. Быстрее бы летела эта октябрьская ночь, скорее бы вырваться из зубчатого, скрежещущего механизма, завладевающего Шуркой, едва лишь он приблизит к себе коптящую плошку и возьмется за очередные бумаги.

Она придет, прикроет за собой выгнутую дубовую дверь, он ощутит ее юное, молочное, парное дыхание — девчоночка милая, милая, притворно дерзкая, притворно бойкая, брошенная из загадочной Марьиной рощи в самое пекло, самую жуть, в сердцевину жующих, скрежещущих шестеренок; невеста, жена…

Как уберечь ее, как спасти? Нет, Шурка, не ломай голову, не под силу это тебе. Не найти тебе лазейку ни для всего отряда, ни для одной-единственной, любимой. Может быть, может быть, кому-то повезет в отчаянном прорыве сквозь заслоны егерей, может быть, среди тех удачливых окажется и она…

Как назло, Микола Таранец исчез, везучий разведчик, душа нараспашку. С ним Шурка, как и все в отряде, чувствовал себя яснее и увереннее. Ушел Микола искать место для прорыва — и нет его.

А если не найдет? Если не вернется?

Шурка сбрасывает на пол бумаги одним махом и начинает их топтать. Он пинает сапогами параграфы, пункты, дополнения, разъяснения, звучно бьет по увесистым, еще не распечатанным мешкам в углу баньки, пока на лбу не выступает испарина. Услышав хриплый вздох, Шурка оборачивается и видит Васька, глядящего из-за приоткрытой двери с одобрительным, но не лишенным ехидства удивлением.

— Ой и войну ты устроил,— откашлявшись, произносит Васько.

— Закрой дверь! — кричит Шурка.— Здесь особая часть!

Васько ухмыляется, открыв щербатый рот, надвигает на глаза линялую, собачьего меха, шапку. Лицо у Васька детское, кирпатое, а глаза, как у всех партизанских подлетков, взрослые, мудрые, на все наглядевшиеся.

— Ты это…— шепчет Васько, оглядываясь.— Ты, раз портишь, дай какой-нибудь газетки, потоньше… На закрутку. Ой, хлопцы нуждаются.


стр.

Похожие книги