— Давайте, господа, ещё по стаканчику закажем, — дипломатично предложил Костя. Когда официантка убежала за новой порцией пива, разговор незаметно перетёк в плоскость банальных, алкоголических трюизмов. Алекс вызвался отвести компанию обратно в Гент и поэтому от дальнейшего питья отказался.
Рене попытался, было, наладить контакт с соседним столиком, но девушки на сближение не пошли — ни на пивной, ни на какой другой почве.
В этот момент принесли пиво, и Костя снова заговорил:
— На протяжении многих веков существование западной цивилизации базировалось на голом материализме. Люди сделались прикованными к вещам, к своим родным и близким, к положению в обществе, банковскому счёту, дому, машине и ещё великому множеству бессмысленных побрякушек. Если кто-то раскроет им вдруг глаза и покажет, что всё, чем они так дорожат в жизни, — это просто хлам, пыль и мусор, что любые человеческие отношения есть обыкновенное угождение собственному эго, и что само эго, или по-другому сказать, ощущение своей исключительности и значимости, как раз и есть то бельмо в глазу, которое не позволяет им ничего видеть вокруг, — тогда люди потеряются, им сделается настолько страшно, что подавляющее большинство немедленно захочет повернуть назад — к своей привычной и тёплой, как болото, действительности.
— Знаете, — доверительно сообщил Рене. — Я вовсе не против того, чтобы кто-нибудь мне популярно объяснил, как на самом деле устроен мир, но я не думаю, что за такое знание нужно продать всех друзей и родственников с потрохами, выкинуть на помойку личные вещи, заколотить наглухо дом и уйти в лес разговаривать с небесами.
— Если ты сможешь так поступить, Рене, знание дастся тебе значительно легче, — увещевал его Эдик. — Будда, к примеру, бросил жену с двухнедельным ребёнком и отправился на двенадцать лет отшельничествовать. А он был, между прочим, наследным принцем.
— Однако отшельничество, как таковое, ему ничего не дало, — резонно заметил Костя. — Он после двенадцати лет крайнего аскетизма полностью разуверился в физическом самолишении как методе прозрения.
Эдик не стал спорить, и Костя облегчённо перевёл дух:
— А теперь, господа, я просто-таки обязан получить новую порцию «божественной помощи». Иначе, мне не миновать частичного, а то и полного, духовного опустошения с непредсказуемыми последствиями.
Эдик и Рене выступили с горячей поддержкой столь своевременной и мудрой инициативы, и, пока кельнерша бегала за пивом, разговор перекинулся на склонность людей к потреблению алкоголя.
— Антимонии мы здесь разводим, коллеги, — уже с новым стаканом в руке заявил Костя. Предложенные собеседниками ответы на вопрос «почему люди пьют» его не удовлетворили.
— Какой, к дьяволу, вкус? Какая наркотическая зависимость? Уход от реальности — это несколько ближе к истине, но всё равно чушь. От какой реальности можно уйти, если ты в ней никогда ещё не был? Уход из опостылевшего театра абсурда, то есть от полного и окончательного жизненного афронта, от неспособности понять самого себя, от боязни своего настоящего «Я» — вот о чём мы здесь говорим.
— А когда вообще люди не пили, если так подумать? — глубокомысленно заметил Эдик.
— Всегда пили, — с готовностью ответил Костя. — И мы пьём. Но разве это что-либо меняет? Homo sapiens от начала времён не стеснялся манкировать своими прямыми обязанностями.
— Что ты имеешь в виду? — недоумённо спросил Рене.
— «Я пью и, значит, я существую», мой друг! Так, кажется, сказал кто-то из ныне здравствующих народных кумиров… Голландцы в этом плане молодцы — Алекс вот может подтвердить. У них давно уже пьянству — бой, спорт — для всех возрастов, и в любое время года — систематический активный отдых на природе. Здоровый образ жизни, одним словом… Скучно только. Общая бессмысленность процесса заедает…
Единственный голландец во всей компании благоразумно помалкивал. Внимательно посмотрев ему в глаза, трезвый человек вполне мог бы заключить, что у Алекса имелись свои воззрения на предмет пьянства, здорового образа жизни и её априорной бессмысленности в Голландии, однако фактор наблюдательности у трёх джентльменов, деливших с ним стол, был уже значительно принижен.
