Ждать ли добрых вестей? - страница 126
– Ты видел, кто это был? – спросила она.
– Нет, – сказал Патрик.
– Вообще ничего? Машина? Мотор? Ну хоть что-нибудь? Она же не с луны свалилась – кто-то в дверь позвонил.
– Спокойнее, Луиза. Подозреваемый не я. Может, это для Арчи.
– Собака? Для Арчи? – Так она и поверила.
Это он, она знала, это он. «Верный друг»; сентиментальная жилка в нем – милю шириной. И вообще все это – корзина, послание, лента. Это он.
Она выбежала на улицу, прижимая щенка к груди. Его сердечко билось подле ее сердца. Толстенькое тельце в руках крепкое – и легкое как пушинка. Луиза стояла посреди дороги и молча звала Джексона вернуться. Но он не вернулся.
– Луиза, иди домой, замерзнешь.
На Рождество она поехала в Ливингстон. Элисон Нидлер выставила дом в Тринити на продажу и искала другой.
– Наверняка уйдет за гроши, – сказала она. – Кто захочет жить в доме, где убили троих?
– Ну, не знаю, – ответила Луиза. – В Эдинбурге рынок недвижимости довольно жесткий.
Она приволокла елку неделю назад: было понятно, что Элисон для такого не в настроении. И притащила подарков, игрушек детям, пластиковых, шумных и ярких, – никакого вкуса, никакой образовательной пользы, она сама когда-то была ребенком, она знала, что им нравится.
Сегодня она привезла то, что полагается на Рождество, – орехи, японские мандарины, финики, всякие штуки, которые никто никогда не ест. Бутылку виски, бутылку водки.
– Водка, – сказала Элисон. – О мой возлюбленный напиток. – Временами из нее проглядывала другая Элисон, та, что была до Дэвида Нидлера. Она принесла из кухни два стакана и сказала: – Вы-то, наверное, виски пьете?
Луиза накрыла стакан ладонью:
– Нет-нет, не беспокойтесь, я какой-нибудь апельсиновый сок выпью.
Элисон вопросительно воздела бровь и спросила:
– Потому что вы беременны? – А Луиза расхохоталась и ответила:
– Господи, вы кто – ведьма? Нет, потому что я за рулем. Что? Что вы так смотрите? Честное-пречестное, Богом клянусь и могилой своей матери, я не беременна. – Но елки-палки.
Дверь в сердце приотворилась, и ее не запрешь, как ни толкай. А она толкала как могла, даже в клинику записалась, но порой, когда что-нибудь открывается, больше не закроешь. Не все ящики остаются на замке.
Она уйдет от Патрика в канун Нового года – тогда они оба начнут год с чистого листа. Новая метла, новый рассвет. Давай, Луиза, выкатывай свои клише. Не в Рождество – это будет жестоко, его предыдущая жена ушла в Рождество, хоть и не по своей воле. Каждое его Рождество будет замарано воспоминанием о другой жене, которая его бросила. Он найдет себе новую. Он хорош в браке (она прямо видела, как он будет смеяться, говоря следующей: «Богатый опыт»). Он хороший человек – жаль, что она такая дурная.
Важнее всего любовь. Так сказала ей на прощанье Джоанна Траппер – после третьего, и последнего допроса. Третьей, и последней попытки ее допросить. Эта женщина неколебима, как мраморная статуя.
– И вы где-то бродили три ночи? Вы утверждаете, что не помните ничего? Где спали, что ели? Ни машины, ни денег. Я не понимаю, доктор Траппер.
– Я тоже не понимаю, старший инспектор. Зовите меня Джо.
Наверное, можно было надавить, поискать улики. Например, одежда, в которой доктор Траппер ушла из дому, черный костюм – где он? А «приус», стоявший на улице, свежевымытый, ни малейших следов улик? На любой вопрос Джоанна Траппер пожимала плечами и говорила, что не помнит. Ее не сломаешь. И Нила Траппера тоже. От истории про Андерсона и вымогательства он отрекся.
Наверное, если по-настоящему захотеть, ее можно сломать. Ткнуть носом в два трупа, найденные в сгоревшем доме в Пеникуке, – две недели прошло, а личности до сих пор под вопросом. Одного в конце концов опознали по зубам – морпех, ушел на гражданку десять лет назад, чем занимался – никто не знает. Второй вообще загадка. Ни следа ножа, который прикончил мужика с раздавленным горлом, ни следа того предмета, что вонзился другому мужику в мозг через глазницу. Пожар уничтожил все отпечатки пальцев.
