– Откуда ты знаешь, что эти волосы мужские? – вздохнула она.
– Одинокая женщина на ответственной работе… – произнес Бьёрн, не глядя на нее.
Катрина сложила руки на груди:
– Что ты пытаешься сказать, Бьёрн?
– А? – Его бледное лицо слегка порозовело, а глаза выпучились больше обычного.
– Что я во всех вижу себя? Хорошо, если хочешь знать…
– Нет! – Бьёрн выставил руки перед собой, словно обороняясь. – Я не это имел в виду! Это просто неудачная шутка.
Катрина знала, что должна испытывать сочувствие. И в общем, она его испытывала. Но не то сочувствие, когда хочется кого-то обнять. Ее сочувствие более походило на презрение – презрение, которое пробуждало в ней желание ударить его, унизить. И именно потому, что она не хотела видеть Бьёрна Хольма, этого замечательного мужчину, униженным, она ушла от него. Катрина Братт сделала вдох.
– Значит, мужские?
– Почти все волосы короткие, – сказал Бьёрн. – Посмотрим, подтвердит ли это экспертиза. В любом случае у нас достаточно ДНК, чтобы на какое-то время занять Институт судебной медицины.
– Хорошо, – кивнула Катрина и снова повернулась к трупу. – Есть какие-то мысли насчет того, что он воткнул в нее? Или чем он ее исколол: на ней множество близко расположенных уколов.
Теперь, когда они вернулись к разговорам о работе, Бьёрн явно испытал облегчение. «Черт, какая же я испорченная», – подумала Катрина.
– Ну, это не так-то легко разглядеть, но раны составляют рисунок, – сказал он. – Точнее, два рисунка.
– Да?
Бьёрн подошел к трупу и указал на шею под короткими белокурыми волосами:
– Видишь, уколы образуют две немного вытянутые полуокружности, соединяющиеся друг с другом здесь и здесь.
Катрина склонила голову набок:
– Когда ты так говоришь…
– Как укус.
– Вот черт! – вырвалось у Катрины. – Зверь?
– Кто знает. Подумай: кожа сжимается и сворачивается в складку, когда сходятся верхняя и нижняя челюсти. И тогда остается след, как здесь… – Бьёрн Хольм достал из кармана кусочек полупрозрачной бумаги, и Катрина сразу узнала упаковку от бутербродов, которые он каждое утро готовил перед выходом на работу. На ней были углубления той же овальной формы. Он поднес бумагу к уколам на шее. – Во всяком случае, похоже на укус тутенца.
– Человек не может так прокусить шею.
– Согласен. Но этот отпечаток похож на человеческий.
Катрина облизала губы:
– Существуют люди, которые затачивают зубы.
– Если это зубы, то мы, возможно, найдем слюну у ран. Так или иначе, если они стояли на ковре в коридоре, когда он ее укусил, то следы говорят нам, что он стоял позади нее и что он выше ростом.
– Судмедэксперт ничего не нашла у нее под ногтями, поэтому я думаю, что он крепко держал ее, – сказала Катрина. – Сильный, среднего или выше среднего роста мужчина с зубами хищника.
Они стояли и молча смотрели на труп. Как стоит молодая пара на художественной выставке, размышляя над увиденным, чтобы вскоре впечатлить друг друга своими рассуждениями, подумала Катрина. С той только разницей, что Бьёрн не стремился никого впечатлить. А вот она – да.
Катрина услышала шаги в коридоре.
– Сюда больше никому не входить! – прокричала она.
– Просто хотели сообщить, что дома были жильцы всего лишь двух квартир и никто из них ничего не видел и не слышал, – раздался высокий голос Виллера. – Но я только что разговаривал с двумя парнями, которые видели, как Элиса Хермансен возвращалась домой. Они говорят, она была одна.
– А эти парни…
– Ранее не привлекались и имеют чек из такси, который подтверждает, что они уехали отсюда около двадцати трех тридцати. Они сказали, что она застукала их, когда они писали в подъезде. Привезти их на допрос?
– Это не они сделали, но допросить их можно.
– Хорошо.
Шаги Виллера удалились.
– Она пришла одна, а никаких признаков взлома не видно, – сказал Бьёрн. – Думаешь, она добровольно его впустила?
– Только если она его хорошо знала.
– Да?
– Элиса работала адвокатом пострадавшей стороны по делам преступлений против нравственности, и ей все известно о рисках, а цепочка на входной двери выглядит довольно новой. Мне кажется, она была осторожной девочкой.
Катрина присела на корточки рядом с трупом и стала разглядывать занозу, торчащую из пальца Элисы, и царапину на предплечье.
