— Я тоже так думаю. Но одно меня удивляет. Куда пропал капитан его гвардии, который, в принципе, никогда от него не отходит? Может быть, его отправили с поручением? Ведь он был с ним в Жэ, и я спрашиваю себя, что бы это могло означать?
Об этом узнали через три дня, когда эхо разнесло по всему замку яростные крики герцога: прибыл Оливье де Ла Марш с отрядом солдат, и Карл кричал, что он «снимет ему голову». Фьора в это время прогуливалась с Леонардой по берегу Бешеной, так называлась протока, вдоль которой был расположен Сален, и, увидев явно взволнованного Панигаролу, поняла, что случилось что-то важное.
— Я начинаю по-настоящему думать, что он сошел с ума, — воскликнул посол. — Карл только что совершил худшее из своих безрассудств: когда он покидал замок Жэ, то поцеловал герцогиню и поклялся ей в вечной дружбе, а одновременно приказал де Ла Маршу охранять ее и ее детей в то время, когда она хотела отправиться в Женеву к своему зятю, епископу.
— Он арестовал герцогиню Иоланду? Но зачем?
— Она отказалась следовать за ним в Бургундию, а его цель состояла в том, чтобы таким образом крепко держать Савойю. К сожалению, один из слуг спрятал наследного принца Филибера и его младшего брата на хлебном поле. Сейчас они в Женеве, и я представляю, какой шум поднимет епископ! Могу поклясться, что заговорят о поцелуе Иуды, а король Людовик, который явно в здравом рассудке, воспользуется возможностью и потребует опеки над своей сестрой и племянниками.
А это превратит Савойю в смертельного врага нашего герцога. Как будто ему мало других!
— А где герцогиня?
— Недалеко отсюда: в замке Рошфор, рядом с Долем . А Ла Марш провалил наполовину свое задание, и я считаю, что для него это плохо кончится.
Но голову Оливье де Ла Марш сохранил. У герцога Карла и без того было много забот, чтобы долго задерживаться на этом случае: швейцарцы продолжали свое наступление. Захватив Лозанну, они решили направиться на Женеву, но в это время вмешался король Людовик. Результат сражения при Мора привел его в восторг, но он не желал, чтобы швейцарцы продолжали растаскивать наследство его племянников, и поэтому прибегнул к своему испытанному способу — мешку с золотом.
На всякий случай он направил в Шамбери и войско, демонстрируя свою силу и готовность к войне. И через какое-то время Савойя и кантоны подписали мир.
— Великий человек! — воскликнул Панигарола с истинным восхищением. — Это один из немногих, кто не считает войну последним из искусств!
По-видимому, у Карла было другое мнение, и поэтому он собрал в Салене Генеральные штаты Верхней Бургундии и объяснил, что они должны ему помочь в войне со швейцарцами. Он произнес перед своими подданными пламенную речь, приводя примеры из Тита Ливия о проигранных битвах и выигранных войнах. Он начал все это, чтобы защитить их самих, их жен, детей и имущество от смертельного врага: французов и швейцарцев. Он так хорошо говорил, что все собравшиеся в слезах обещали ему свою поддержку в охране границ, но при двух условиях: чтобы сам герцог в этом участия не принимал и чтобы он при первой возможности заключил мир. Карл дал все обещания, которых от него хотели, и с новой энергией принялся за работу. ;
— Донна Фьора, — заявил он молодой женщине как-то вечером, когда она пришла к нему петь вместе с Баттистой, что стала делать все чаще, — когда я одержу победу над этими негодяями и отберу у них свое состояние, вы станете принцессой. Вы сможете выбрать из моих земель то, что вам больше понравится. И я верну вам ваше приданое.
— Мне вовсе этого не надо, монсеньор. Спокойно жить воспоминаниями о моем супруге, — Фьора сочла более разумным не говорить ему о том, что она узнала, — это все, что мне надо. Я не люблю войну, и тому, кто правит моим государством, лучше быть к этому готовым.
— Эта война будет последней. Затем вы станете подлинным украшением моего двора.
Фьора ничего не ответила, найдя, что фраза звучит несколько странно. А отношение к ней Карла снова изменилось. Он попросил ее снова надеть женскую одежду, даже если это было траурное платье, которое, по словам герцога, «так удачно подчеркивало ее красоту».
