— Или хищное, — предположил я.
— Или хищное, — согласился он, пожимая плечами. И добавил после паузы: — Разве у тебя самого внутри иначе устроено?
— Честно?
— Конечно, честно. Как же еще?
Грузный «мерседес» Храповицкого плавно катил по неосвещенной дороге, ведущей из кемпинга в город. За нами вереницей двигались машины охраны. Редкие встречные автомобили слепили нас фарами дальнего света. Темнота за тонированными стеклами казалась сплошной и черной. В кабине звучал какой-то металлический рок. Храповицкого это взбадривало. Меня утомляло.
— Если честно, то я устал жить, — признался я. — Надоело. Не хочу.
Он выпрямился как на пружинах.
— Офонарел? — рявкнул он. — Терпеть не могу эти слюнявые разговоры! Вены резать собрался? Раздолбай хренов! Или, может, пулю в лоб пустишь?
Он нарочно говорил грубо, не скрывая издевки.
— Надеюсь, это как-нибудь само собой разрешится, — ответил я примирительно. — Без моих усилий.
— Самолет разобьется? — фыркнул он. Я промолчал.
Он презрительно скривился.
— Нельзя так раскисать из-за бабы! — опять завелся он. — Это все трусость. Мужик должен бороться. Женщины, конечно, часть нашей жизни. Но всего лишь часть. И не самая главная.
— Это не из-за женщины, — вяло возразил я. — Это из-за жизни. Ты знаешь, для чего живешь. А я нет. Поэтому мне и неохота.
— Дурак ты! — решительно сообщил он. — Ты просто застоялся. Как и я. Хищники не могут в клетке. Они болеют и подыхают. Зато теперь мы вышли на охоту. У нас есть за что бороться.
— За «Уральсктрансгаз»? — я невольно улыбнулся. Эти любимые Храповицким истории из жизни дикой природы я знал наизусть. Они меня не вдохновляли.
— Чего ты ухмыляешься! — вскипел он. — «Трансгаз» — это отличная поляна! К тому же задача конкретная. Ясная. Есть идея. Есть цель. Продумали стратегию действий, рассчитали ресурсы. И — вперед. Не то что эта фигня, которую Егорка нес!
— Кстати, как тебе его фантазии?
— Да бред какой-то! — безнадежно махнул он рукой. — Неглупый же вроде бы человек. Среди губернаторов таких, как он, еще поискать надо. Огромный регион. Дел невпроворот. Деньги под ногами валяются — только собирай. А он сидит и какие-то сказки выдумывает. И сам в них верит. Березовский его поддержит! Ельцин назначит! Я бы даже от Николаши такую ахинею слушать не стал. Правду говорят, что все политики больные люди. Отравлены властью, как наркотиком.
Он осуждающе покачал головой. В известной степени его сентенция была справедлива и в отношении него самого. Легче всего мы подмечаем в других свои собственные слабости.
— Хотя этот его приступ безумия нам сейчас очень даже на руку, — прибавил он уже другим тоном. — Если я все рассчитал правильно, то он постепенно загорится. Будет из кожи лезть, чтобы меня на «Трансгаз» назначили. В другое время он бы не повелся.
— Ты думаешь, он повелся? — осведомился я с сомнением.
— Если не повелся, то поведется! — уверенно усмехнулся Храповицкий. — Уж я его знаю.
— Кстати, а тебе не жалко Покрышкина? Сидит себе человек в своем кабинете, зла нам не делает. А мы его свалить хотим.
— Покрышкина? — удивленно переспросил Храповицкий. — А чего его жалеть? Кретин он — редкий, работать не умеет. В принципе, я против него ничего не имею. Я бы его не трогал. Но объективно он нам мешает. А сам не уходит. Тут ведь, как в известной рекламе про шоколадный батончик: «Съел — и порядок».
Однако как в рекламе про шоколадный батончик у нас не получилось. Впоследствии я часто вспоминал этот вечер, когда началась интрига с «Трансгазом», которая, как думалось, должна была вознести нас к новым вершинам богатства и власти. И которая вместо этого превратила нас из друзей во врагов, безжалостно расшвыряв в разные стороны: кого — за границу, кого— на тюремные нары, а кого — под пули наемных убийц.
И, мысленно возвращаясь к тому, что было тогда сказано, я до сих пор не могу понять, почему суждено было сбыться именно словам Лисецкого о предательстве? Пустым, обидным и неприличным? Почему многие другие утверждения, сделанные им, Храповицким или мной, казалось бы, умные и проницательные, были с такой легкостью опровергнуты жизнью? Неужели в этой уничижительной оценке человеческой природы и содержалась главная и оскорбительная правда? О нем, Лисецком. И обо всех нас?
