– Мне все равно, что киносъемка в полном разгаре, – кричал Адам в телефонную трубку. – Скажите ему, что я хочу поговорить с ним. Сейчас же!
В Монреале снимали кассовый фильм «Обреченные на смерть». Пока помощник режиссера искал Томаша, владелец и президент «Олимпик Пикчерз» нетерпеливо ходил из угла в угол по сверкающему полу библиотеки, держа в руке чашку с черным кофе. Шесть часов утра, слишком рано, чтобы ехать на киностудию.
Адам снял этот дом год назад у Дрексела Бернхема, торговца, который не мог больше содержать его, но и не хотел продавать. Это двухэтажное здание, отделанное белым мрамором и расположенное высоко над морем в нескольких милях от Малибу, очень нравилось Адаму. Именно о таком доме, совершенно не похожем на шумный фамильный дом его семьи в Ньюпорте, на претенциозные апартаменты, в которых он жил с Катринкой, Адам и мечтал.
– Адам, ты полагаешь, я сумею вовремя закончить съемку фильма, если ты постоянно будешь отвлекать меня телефонными звонками? – Томаш как всегда был сердит. В Голливуде поговаривали, что он не умеет ладить с людьми.
Как бы то ни было, Томаш Гавличек был не только хорошим кинорежиссером. Он был человеком, одаренным богатым воображением. Он вполне соответствовал расхожему термину «творческая личность». Фильмы, которые он снимал, делали деньги, большие деньги. Именно поэтому продюсеры, и Адам в том числе, мирились с его скверным характером. Адам, который когда-то обеспечил Томашу его первую работу в Америке, даже считал его своим другом.
– Когда ты планируешь закончить? – поинтересовался Адам.
– Днем в пятницу, даже раньше, если только наш разговор не затянется слишком долго.
Хотя Томаш уехал из Чехословакии гораздо позже Катринки, но новый язык он освоил лучше.
– Как идут дела?
– Прекрасно. Великолепно, – сказал Томаш нетерпеливо. – Ты же видел отчеты.
– Да, – ответил Адам. – Там все в порядке.
– У тебя какие-то проблемы? – спросил Томаш после короткой паузы.
В его голосе послышалось беспокойство: Адам не стал сразу же обсуждать деловые вопросы, а это было непохоже на него.
– Не совсем, – сказал Адам.
Снова наступила пауза.
– Адам, – не выдержал наконец Томаш, – у меня бездельничает вся съемочная группа, а на площадке простаивают высокооплачиваемые артисты. Это стоит больших денег.
– Да, понимаю. Дело в том… Я хотел бы поговорить с тобой о Катринке…
– А… – В его голосе послышалась настороженность.
– В сегодняшнем номере «Таймс» написано, что она вышла замуж… За Марка ван Холлена.
– Ну?
– Тебе не кажется, что ей следовало бы самой сказать мне об этом?
– Ты же ей не отец, Адам. Ты ее бывший муж. Она не обязана спрашивать у тебя разрешения.
– Я говорю не о разрешении. Я говорю о хороших манерах.
Конечно, Томаш мог бы поинтересоваться у Адама, где были его собственные хорошие манеры, когда он спал с лучшей подругой Катринки, но промолчал.
– А что тебе известно о ее сыне? – продолжал Адам.
– Об этом тоже сказано в газете? – спросил Томаш.
– Значит, это правда?
– Почему бы тебе не спросить Катринку? – помедлив, ответил Томаш.
– Ее нет в Нью-Йорке, она отправилась в свадебное путешествие, – голос Адама снова налился злостью. – Черт возьми, Томаш, объясни мне, что происходит?
– Послушай, Адам. Катринка на днях пригласила всю нашу компанию на обед. Не пришла только Зузка, – он говорил о своей бывшей жене. – Катринка была с Марком. Там она объявила об их свадьбе.
– А сын?
– Он тоже присутствовал.
– Не может быть! – вырвалось у Адама.
– Мы тоже были удивлены…
– Кто его отец?
– Думаю, тебе лучше поговорить об этом с Катринкой.
– Не могу поверить, что все эти годы она скрывала это от меня. Как его зовут? – Мать утром упомянула его имя, но Адам не запомнил.
– Кристиан. Кристиан Хеллер, – сказал Томаш. – Тебе следует знать, Адам, – продолжил он после некоторого колебания, – Катринка беременна.
– Не может быть! Невероятно!
Многие годы Катринка напрасно мечтала о ребенке. Если бы у них был ребенок, то их брак никогда бы не распался. Во всяком случае, Адаму хотелось так думать.
– Она на третьем месяце, – в голосе Томаша послышалось сочувствие. Он знал, как сильно Адам хотел ребенка, как он расстраивался, когда у Катринки ничего не получалось. – Вот все, что я могу тебе сказать, Адам, – Томаш явно собирался закончить разговор. – Мне надо работать, люди ждут.
