Фукс схватил своими ледяными пальцами девушку за запястье и стал медленно тянуть к себе. Девушка хотела закричать, но не смогла издать ни звука. Ее мозг отказывался верить в то, что сейчас происходило. Страх и ужас делали свое дело.
Пастор тихо засмеялся. В его смехе не было ничего человеческого. Вероника открыла рот, чтобы закричать, и свободной рукой схватилась за распятие, висевшее у нее на шее. Но Фукс опередил ее. Он рывком притянул девушку к себе и с силой зажал ей рот.
Извернувшись, Вероника ударила Фукса ногой, но он только рассмеялся. Казалось, ее усилия его только забавляют. И хотя он сильно прижимал Веронику к себе, его голос звучал спокойно и ровно.
– Это не так плохо, как ты думаешь. Это даже приятно. Не понимаю, почему я сам так долго сопротивлялся.
Журналистке казалось, что от страха она лишится рассудка. В этот жуткий момент она проклинала свое любопытство. Теперь она поверила, что все происходящее не запутанная сказка, а ужасная правда. И сейчас она находится на волосок от гибели. Еще мгновение, и она станет кошмарным монстром, который по ночам нападает на людей…
Когда Фукс снова рванул Веронику к себе, она постаралась собрать все силы и ударила его. Но тот увернулся, и ее рука встретила только дверь в подвал. Раздался глухой стук.
Фуксу явно надоело ее сопротивление. Он схватил молодую женщину и без какого-либо напряжения швырнул ее о стену. Вероника не удержалась на ногах, рухнула на пол и осталась неподвижно лежать.
В голове у нее помутилось, а перед глазами поплыли круги. Сквозь серую пелену она видела, как Фукс медленно приближается к ней. Он рывком поднял девушку и открыл рот. Когда она увидела его острые клыки, то рассмеялась как безумная. Так ее разум пытался доказать абсурдность происходящего.
– Помогите… – произнесла она едва слышно.
Вероника почувствовала холодные губы пастора на своей шее и укол клыков. А потом услышала непередаваемый звук, с которым Фукс стал всасывать ее кровь.
Она потеряла сознание и не видела, как открылась дверь подвала, и оттуда на вампира бросился Герхард. Не видела и крест, который он воткнул Фуксу между лопаток.
Перепачканный кровью вампир издал жуткий вопль. В его глотке заклокотало. Да, он уже не был человеком и не мог чувствовать боль, но прикосновение к кресту ослабило его и сделало восприимчивым к боли.
Когда Герхард понял, кто перед ним, ему показалось на долю секунды, что рухнула последняя надежда на спасение. Вампир использовал свой шанс. Он уже не испытывал никаких чувств к человеку, с которым несколько недель назад боролся со злом. Герхард Вайс был теперь его врагом. Опасным врагом с мощным оружием.
Раньше Фукс любил распятие, оно было для него символом возрождения. А сейчас он боялся его больше всего на свете. Пастор резко бросился к входной двери и исчез в вечерних сумерках.
* * *
Катрин нервничала, потому что в супермаркете, как назло, случился наплыв покупателей. Очередь тянулась нескончаемо. Наконец, она подошла к кассе, быстро оплатила покупки и поспешила на парковку. Ею овладело неописуемое и невыносимое беспокойство. Что-то случилось, и молодая женщина отчетливо это чувствовала. Она со страхом поглядывала на небо, понимая, что солнце уже зашло. Наступил вечер, а вместе с ним пришла и тьма.
Девушка захлопнула крышку багажника, села в машину и завела мотор. Ей срочно нужно возвращаться в Монзинген. Слова Гектора продолжали звучать в ее голове: «Мы должны оставаться вместе, пока не выясним, что происходит!»
Катрин давила на газ, что никак не походило на ее обычную манеру вождения. И хотя в Каллене помимо узких извилистых улочек имелось несколько широких объездных дорог, ей казалось, что она никогда отсюда не выберется. Километры до Монзингена тянулись мучительно.
Когда она наконец увидела здание элеватора, возвышающегося в облачном вечернем небе, неприятные предчувствия переросли в настоящий страх. Она представляла Герхарда и Веронику, которые не справились с нашествием вампиров и сами превратились в монстров.
Кто-то нетерпеливо посигналил ей сзади. На светофоре, стоявшем на въезде в Монзинген, уже горел зеленый свет. Катрин включила указатель поворота и повернула налево. Во многих комнатах старой виллы горел свет. Впрочем, это было слабым утешением.
