Джина играла с огнем. И сгорела. Бедное, милое, растерянное дитя. Тем не менее ее убийство, безусловно, имело личные причины.
А бояться просто улицы нет никаких оснований…
Но Эйприл никак не могла заставить себя идти домой. Поднимался туман, свет фонарей становился тусклым, город погружался во мглу. На простиравшихся перед ее глазами старых, узких улочках, казалось, маячили призраки. Выла где-то собака, туман поднимался от земли, причудливыми молочными облаками оплетал старые балконные решетки, заборы и ворота. Аромат гардений носился в воздухе, им был насквозь пропитан туман.
Идти было недалеко, и улицы казались мирными и тихими. Джаз-оркестры больше не наполняли их звуками саксофонов, труб и валторн. Чтобы было не страшно, она начала петь.
«Вниз по реке плыла я, зеленой и широкой…» — Эйприл осеклась. Это была песня из альбома «Концерт блондинки». Черт возьми! Она любила этот альбом, потому что в нем было столько новоорлеанских реалий.
«Ты был вампиром, детка, и вот я умерла…»
О Господи, может, сейчас эта песня не ко времени?
Плохо, очень плохо.
Мелодия продолжала крутиться у нее в голове. А улицы были по-прежнему жутковато-тихими.
В такой поздний (или ранний?) час они всегда такие безмолвные?
Поворот… вот и ее улица, прямо впереди. Она слышала собственное дыхание, звук своих шагов. Вдали в туманной тишине стали проступать чугунные ворота.
Створки были разведены. Она видела все это, словно в кино: из ворот вырывались густые клубы тумана. Вот-вот человек в развевающемся черном плаще и остроконечной шляпе зловеще выступит из этой пелены и сделает смертельный шаг ей навстречу. Поднимется луна, и в ее свете блеснет стальной клинок кинжала.
— Держи себя в руках, Эйприл! — громко и твердо скомандовала она себе. Рука скользнула в сумку, висевшую на плече, и сжала газовый баллончик. Открытые ворота были прямо перед ней. Она замедлила шаги и невольно задержала дыхание.
— Мя-я-у-у!
У Эйприл вырвалось что-то среднее между вздохом и криком, когда из садика за воротами стремглав выскочила кошка. Все еще дрожа от страха, Эйприл почувствовала облегчение — кошка. Проклятая черная кошка. Она вгляделась в серебристый туман, скрывавший садик за воротами. У фонтана с птицами стояли детские качели, к которым был прислонен трехколесный велосипед. Эйприл глубоко вздохнула и мысленно посмеялась над своими страхами.
Но тут же снова застыла. Холод пронизал ее позвоночник и моментально парализовал ее: она стояла на месте, но слышала звук шагов. Они доносились сзади.
Эйприл резко обернулась. Никого.
Улица снова затихла. Лишь безмолвно высились причудливые старинные дома на узкой старинной улочке, накрытые одеялом тумана.
Она повернулась к своему дому и заспешила.
Шаги, шаги!
Это не ее шаги. Сзади. Человеческие шаги.
Чужие шаги.
Они преследуют ее. Крадутся.
Она побежала.
Позади нее…
Ее преследователь тоже побежал.
К полудню у Марка было такое ощущение, будто он провел на службе двое суток кряду. Он не мог заснуть.
Господи, как он устал.
И все из-за этого дела.
Из-за Джины.
И из-за Энн Марсел.
Стоп — предостерег он себя. Он, похоже, становится одержим этой женщиной. Потому что она лжет. Марсел ей что-то сказал.
Но что?
Черт, он слишком устал, чтобы хорошо соображать.
Может быть, Брит и права. Может, у него «неправильное» мыло.
Он подошел к столу. На нем лежала высокая стопка бумаг, которые ему предстояло изучить, отчеты, которые необходимо заполнить и представить в окружную прокуратуру. Он постучал по столу карандашом, наблюдая, как при этом подскакивают бумажки.
Пришел Джимми и уселся на край его стола.
— Ты здесь, Марк?
Марк посмотрел на него и кивнул:
— Я слышал, что Ли Мин прислал дополненный отчет.
— Да, кажется, ребята из ФБР помогли ему на компьютере провести тест на ДНК.
— Ну и?
Марк пожал плечами:
— Джон Марсел определенно был с Джиной Лаво в день ее убийства.
— Был с ней? — повторил Джимми. — То есть имел с ней половое сношение?
— Да, он имел с ней половое сношение. Но это мы уже знали и так.
— Но теперь мы это знаем наверняка. Все ясно. Нужно лишь закончить бумажную работу, и прокурор предъявит ему обвинение.
