Сколько ему? На вид – около десяти. Бледный, светловолосый. В свете качающейся лампочки его волосы казались серебристыми. У него на щеке Эбби заметила пятно и только потом, внутренне содрогнувшись, поняла: это не грязь, а синяк. Глубоко посаженные глаза мальчишки тоже показались ей синяками.
Эбби шагнула к нему. Мальчишка попятился.
– Я не сделаю тебе больно, – сказала она. – Я просто хочу с тобой поговорить.
Он почему-то наморщил лоб и покачал головой.
– Честное слово, я не сделаю тебе больно.
Мальчишка что-то буркнул, но Эбби ничего не разобрала. Теперь уже она досадливо наморщила лоб и покачала головой.
Оба в каком-то недоумении смотрели друг на друга.
И вдруг мальчишка задрал голову. На корабле запустили двигатели.
Эбби напряглась, слушая лязг якорной цепи, скрипы и стоны гидравлических механизмов. Вскоре судно качнуло. Корабль отошел от пирса и явно заторопился покинуть акваторию порта.
«Даже если я неведомым образом развяжу себе руки и выберусь из этой железной комнаты, бежать мне некуда».
В отчаянии она смотрела на своего маленького товарища по несчастью.
Мальчишка забыл о шуме двигателей. Он смотрел на связанные запястья Эбби. Потом он немного передвинулся, продолжая разглядывать веревки. Только сейчас Эбби заметила, что у мальчишки нет левой кисти. Чуть ниже локтя его левая рука оканчивалась культей. До сих пор он прижимал ее к телу, скрывая увечье. Теперь, казалось, вспомнил и внимательно рассматривал.
Мальчишка поднял глаза на Эбби и что-то сказал.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Мальчишка повторил с явным недовольством в голосе. Эбби удивилась себе: почему она не понимает? Что у нее с мозгами?
Она лишь покачала головой.
Их отчаяние было обоюдным. Затем мальчишка вскинул голову. Должно быть, он нашел решение. Подойдя к Эбби со спины, он одной рукой попытался освободить ее от пут. Не получилось. Веревка была завязана крепкими морскими узлами. Тогда мальчишка встал на колени и взялся за веревку зубами. Эбби чувствовала его жаркое дыхание. Иногда зубы задевали ее кожу. Корабль уходил от берега, под потолком железной комнаты качалась лампочка, а мальчишка, как настойчивый мышонок, грыз веревочные кольца на руках Эбби.
– Извините, но время посещения уже закончилось, – запротестовала медсестра. – Слышите? Туда нельзя. Остановитесь!
Кацка и Вивьен, игнорируя запрет, направились прямо в палату № 621. Эбби там не было. У окна стоял явно растерянный доктор Колин Уэттиг.
– Где Эбби? – спросил Кацка.
– Доктор Ди Маттео исчезла.
– Вы же говорили, что она у вас под наблюдением. Уверяли, что с ней ничего не может случиться.
– Она и была под наблюдением. Никому не разрешалось к ней заходить без моего непосредственного разрешения.
– Тогда где она?
– Этот вопрос вам следует задать доктору Ди Маттео.
Спокойный тон Уэттига – вот что по-настоящему взбесило Кацку. И еще – бесстрастное, лишенное каких-либо эмоций выражение глаз. Этот человек привык командовать и скрывать все, о чем не полагалось знать посторонним. Глядя в непроницаемое лицо Уэттига, Кацка вдруг узнал себя и был по-настоящему ошеломлен.
– Доктор Уэттиг, вы отвечали за нее. Что ваши люди сделали с нею?
– Мне не нравятся ваши предположения.
Кацка подскочил к нему, схватил за лацканы халата и толкнул к стене:
– А ну отвечайте, куда вы ее дели?
В голубых глазах Уэттига мелькнул страх.
– Говорю вам, я сам не знаю, где она! В половине седьмого мне позвонили медсестры и сообщили о ее исчезновении. Мы подняли на ноги всю нашу службу охраны. Они прочесали клинику.
– Вы ведь знаете, где она. Где? – напирал Кацка.
Уэттиг покачал головой.
– Я спрашиваю: где?
Кацка еще крепче схватил Уэттига за халат и снова тряхнул.
– Не знаю! – прохрипел Уэттиг.
Вивьен бросилась их разнимать.
– Кацка, прекратите! – крикнула она. – Вы его задушите!
Кацка резко отпустил Уэттига. Тот попятился и уткнулся в стену, тяжело дыша.
– Учитывая помраченное состояние, в каком она находилась, я думал, в клинике ей будет безопаснее.
Уэттиг выпрямился. Он растирал шею. Ярко краснела полоса, оставленная воротником халата. Кацка смотрел на полосу, шокированный собственной жестокостью.
