И я вернулся из набега и взял Дани.
– Точно так и было, – прошептала она в телефонную трубку, – у тебя руки были в крови. Они тебе нос разбили. И я уже не знала, где моя кровь, где твоя. Наша кровь перемешалась.
Вот тебе и на. А я уж забыл, почему у меня нос хитро смотрит в левую сторону, если смотреть на меня. И в правую, если смотреть от меня.
– Дани, милая, приезжай ко мне, вспомним…
– Мишка, я не выхожу из дома. Я на коляске. Диабет. И не надо тебе видеть…
– Дани… Дани… Дани…
– Михаил Федорович, положите трубку. Нету Дани.
– Как нету? Только сейчас была – и уже нету?
– Это называется «в одночасье». Три дня как похоронили.
– А ты кто такой?
– Я?.. Я Герасим. Кот Герасим. Михаил Федорович, возьмите меня к себе. А то мне одному печально.
– Да зачем мне кот?.. Дани, Дани, Дани…
– Михаил Федорович, мы вместе должны…
– С чего вдруг? На хер мне посторонний кот?
– Мужик, я тебе не посторонний. Ты у нее был первый. А я с ней был последний.
Да, этого я не ожидал… Кота придется брать. Что ж я, зверь какой, оставить кота одного. Без никакой любви.
– Герасим, ты меня слышишь?!
Трубка молчала. А с дивана раздался голос:
– Да не орите вы так. Я не глухой.
На диване сидел Герасим. И как он у меня очутился, я решительно не знаю. Можно, конечно, прочитать эту главу с начала… А зачем?.. Что изменится? А кот – вот он, сидит у меня на диване. Память. О ком?.. Да какая разница! Захочет – скажет… А мне надо как-то плотски обеспечить нонешнюю ночь…
Вспомнил! Дани звали Ленкой.
И вновь листаю свою, пережившую трех генсеков и трех президентов, телефонную книжку. Куда, кому?.. Кто это?.. Что это?.. Только два слова: Христос Воскрес. Хоть имя есть. Чего-то, наверное, связанное с Пасхой…
– Ну-ка, нырни, – говорю себе.
– Куда нырять-то? – спрашиваю себя. – С пятого этажа?
– Именно!
– Чувак, ты забыл: мое имя не Христос, а Михаил. Ежели я нырну, то не воскресну.
– Но я-то останусь…
Вот извечный мучительный вопрос: когда я умираю, что происходит с моим вторым «Я»? А если следовать мозговым вывертам одного семитского мистика, то возникает проблема с местонахождением и третьего. А если немножко выпить (что я немедленно и делаю), то со всех сторон начинают выползать аватары, реинкарнации от болотного ужа до старухи Изергиль с бродячим сердцем Данко под старческой подмышкой. А какая, собственно, подмышка может быть у старой пророчащей телки с сомнительным именем? Ожившие размышления обо мне моих близких. Дальних и средних. Случайных людей, с которыми познакомился на кишиневском погроме. И в прошлой книге… Куда они все?.. Со мной? С пятого этажа? Или как?.. Теория без практики мертва!
Стакан. Окно и без того нараспашку. Как души и тела весенних девушек. Летите, голуби, летите!
Опустился во дворе храма Николы Обыденного на углу Третьего и Первого Обыденских переулков. Суббота. Не Шабат, учитывая мое иудейское былое, а Великая суббота, принимая во внимание мое православное настоящее. Потому как проникся!!! Шел дождь и свячение куличей. Вот откуда в моей книжке запись «Христос воскрес» без малейшего указания, куда звонить. Ну да ничего, по идее, а я – махровый безнадежный идеалист, тут-то все и должно разрешиться. А что «все», узнаем, когда это все и разрешится. Софизм, конечно. Но что делать, если рядовое примитивное дискурсивное мышление не срабатывает. Тут уж только и остается, что… Не пытайтесь, ребята, достучаться до смысла моих слов и понять смысл смысла. Лично мне это ни разу не удалось. Мой мозг создан для того, чтобы подкидывать своему носителю мелкие подлянки, из-за которых я ни секунды не могу жить спокойно. О Господи! Как мне хочется попасти коров…
Так вот, шел дождь и подготовка к свячению куличей. Дощатый стол был уставлен десятками куличей, как покупных, так и самопальных, мисками с пасхой и сотнями разноцветных яиц, офигенно красивых. (Такие красивые яйца я встречал только однажды. У одного чувака в реанимации больницы имени Кащенко. Какой-то неведомый художник здорово потрудился над ними. Ногами. Для веры в то, что радуга обретается не только на небесах.)
Ветер постоянно задувал огонь свечей у стоящих вокруг стола разномастных верующих, меня и молоденькой чувишки одесную. По ощущениям, для нее – это первый бал Наташи. И я ей постоянно зажигал свечу. Спичками. У нее спичек не было. А зачем они ей? В те года молоденьким чувишкам спички были не нужны. Это вы, ребята, бросьте…
