* * *
Джонни следил за их приближением и никак не мог решить, стоит ли пытаться свалить сначала лидера, но тут же сообразил, что остальные разбегутся при первом же выстреле и будет гораздо больше толку, если он начнет отстреливать их справа налево. Поэтому он выцелил того, кто шел дальше всех от него, подстроился под ритм его шагов и повел стволом, сопровождая его.
Стояла мертвая тишина.
Он нажал на спусковой крючок, и в ночи прогремела короткая — всего три выстрела — очередь. Из дула ударил яркий фонтан горящих пороховых газов, но в прицеле он выглядел лишь как светлая полоска, окаймлявшая нижнюю кромку окуляра. Джонни немного повернулся и менее чем через полсекунды выпустил вторую очередь, а потом еще и еще.
Происходившее не походило на убийство.
Происходившее, казалось, вообще не имело никакого отношения к убийству. Оно напоминало какую-то ужасную забаву, игру, смысл которой заключался в том, что ты наводишь перекрестие на какое-то зеленое продолговатое пятно, образованное теплом того, что находится там, вдалеке, нажимаешь на спуск, чувствуешь легкую, прямо-таки нежную дрожь оружия и видишь, как эти пятна становятся ниже, словно обрушиваются сами в себя.
К тому времени, когда он добрался до лидера, этот парень успел сообразить, что происходит, хотя прошло не больше секунды, самое большее, двух. Джонни дал еще очередь, но на этот раз не совсем точно: в цель попала лишь одна из трех пуль; он понял это по тому, как человек упал. Он хотел пустить в него еще очередь, но тут в окуляре прицела появился еще один человек; Джонни чуть-чуть передвинул ружье и снова выстрелил. Герой. Побежал к своему упавшему боссу! Джонни нравилась такая преданность в людях, в каждом человеке, даже в том человеке, которого ему нужно было убить.
Теперь оставалось закончить дело.
Незадетые выстрелами попадали на землю, несомненно напуганные меткостью своего противника, но все еще сохраняя заблуждение насчет того, что темнота может их спасти. Они не знали ни того, что их взяли в клещи, ни того, что еще два стрелка обходят их, чтобы полностью окружить и встретить на площадке за будкой стрелочника, куда они, ведомые инстинктом самосохранения, наверняка попробуют отступить.
Он повел карабином и поймал в прицел одного из ползущих в темноте.
Очередь из трех пуль попала точно в середину туловища парня, выбив из его пиджака клуб пыли. Еще один разумно направился не в тыл, а резко направо, справедливо решив, что бандиты должны были перекрыть им отступление. Ну вот, еще один хороший человек. С жалостью в сердце, но без всякого милосердия Джонни разделался и с этим парнем.
— Ну что, кладешь их? — возбужденно спросил Оуни, идиот, пожелавший получить доклад в самый разгар сражения.
— Кучами, здоровенными кучами, мой милый, — отозвался Джонни и снова повернул карабин к середине уничтоженной цепочки, где должен был находиться упавший раненый лидер. С ним теперь возился другой мальчишка — очевидно, Джонни по нему промазал.
«Ну вот, еще эти двое, и ночная работа сделана», — сказал себе Джонни.
Но внезапно рядом с ними застучали пули, отскакивая от металла и, что было гораздо хуже, обдавая их крошками раздробленного свинца, которые больно ударяли людей и заставляли их вздрагивать.
— Иисус! — удивился Джонни.
— Откуда, мать их, они взялись?! — воскликнул Оуни. — Похоже, меня ранило.
— Нет, он палит издалека, а то, что ты почувствовал, это только пыль. Не тревожься, приятель.
Пули попали в дно платформы в добрых двадцати футах от них, но и этого хватило, чтобы отвлечься от целей.
Джонни всматривался во мрак, но сквозь темноту видел лишь вспышки вдалеке, под навесом будки стрелочника. Следующие семь пуль легли немного ближе, ударившись с неприятным звуком в каких-то десяти футах.
— Он видит нас! — предупредил Оуни.
— Ничего подобного! Он палит вслепую, ублюдок, — отозвался Джонни, снова приникнув к прицелу.
Он навел перекрестье туда, где видел последнюю вспышку, и дал очередь из шести выстрелов. Пули легли точно туда, куда он целился, пройдясь по доскам стенки будки и выбив облачка пыли из земли.
