— Да. В таком случае все в порядке.
Команда Джонни Испанца собралась в пустом железнодорожном буфете около десяти часов вечера. Они прибыли под прикрытием темноты и напоминали отряд коммандос: с зачерненными лицами, в синих джинсах, темных рубашках и в натянутых по самые брови вязаных шлемах. Они в последний раз проверили оружие, удостоверились, что все магазины заряжены и закреплены и что у них есть хороший запас магазинов для быстрой перезарядки. Винс добыл у Грамли старый стозарядный диск для своего «томпсона» модели 1928 года — у Грамли оказалось много барабанов, но не осталось оружия — и теперь деловито подтягивал пружину, что было нелегким делом, и вставлял патроны, набивая диск под завязку. Герман и Джонни перепроверяли инфракрасный аппарат.
В 10.15 послышались негромкие шаги еще одного игрока; это был Оуни в сопровождении своего нового лучшего друга Френчи Шорта. Оуни не взял автомат или винтовки, а был вооружен лишь «люгером», упрятанным в наплечную кобуру.
— Почему ты уверен, что они прибудут с запада? — поинтересовался Оуни. — А что, если они поселились на восточной окраине города и приедут оттуда?
— Ммм, — протянул Джонни. — Знаешь почему?
— Нет.
— Собаки.
— Собаки?
— Негры, живущие в восточной части своего района, подобрались вплотную к железной дороге. Они все держат собак, и эти собаки поднимают страшный шум, если их потревожить. Паркер и Суэггер очень толковые парни. Что-что, а это они выяснят заранее. Они прибудут, словно краснокожие индейцы, с запада, это я говорю. Суэггер изучит планы, поймет, где должен стоять этот наш правительственный поезд, и будет двигаться с запада на восток между путями. Вот тут-то мы с ним и разделаемся. О, это будет отличная штука. Я точно так же поймал на открытом месте британский отряд, да, сэры, это было в двадцать четвертом, у меня был «льюис», и видели бы вы, как от них в ту ночь летели пух и перья!
— Представляю, — ответил Оуни.
— Оуни, дружище, я хотел бы, чтобы ты забрался с нами на платформу. Но тебе придется оставаться на месте, когда начнется потеха, потому что мне ужасно не хочется потерять тебя из виду и всадить маслину между твоими красивенькими глазками. Было бы так жалко, так жалко!
— Подобное очень ободряет, — сказал Оуни, — особенно когда слышишь это от ирландца.
— А ты, юный Иуда, у тебя есть еще какие-нибудь предложения? — обратился Джонни Испанец к Френчи.
— По правде говоря, вам нужно прежде всего свалить Эрла. Эрл свалится, и остальные сразу же потеряют желание драться. На нем держится дух всего отряда. Без него они станут не опаснее бойскаутов.
— Немного странно, но, кажется, я уже понял, — отозвался Джонни.
Последний раз сверили часы: было одиннадцать. Грамли по приказу Оуни подожгли мост в Трасквуде, и поезд — на самом деле он был по настоянию Оуни арендован у его постоянного и уважаемого клиента, владельца пивоваренной фирмы «Джекс» из Нового Орлеана, Луизиана, — должен был въехать на товарную станцию Хот-Спрингса около часу ночи. Вероятно, именно к этому времени Эрл и его мальчики выберутся из своих секретных убежищ, прибудут на товарный двор в ожидании предполагаемого налета, а потом кинутся в бой только для того, чтобы в последнем приступе ужаса понять, что они прыгнули прямехонько в западню.
— Думаю, нам пора отправляться на место, друзья. Доброй охоты всем вам, встретимся здесь же в три часа, а потом всем будет шампанское от его светлости Мэддокса.
Но когда Джонни уже изготовился вывести свою команду наружу, а Оуни погрузился в раздумья по поводу какой-то своей собственной драмы, Френчи улучил минутку, чтобы переговорить с ирландцем-предводителем.
— Да, парень?
— Эрл... Он... Он вообще-то...
— Знаю, малыш. Он герой. Он отец, которого ты никогда не имел. Не мог бы я убить его не до конца? Скажем, прострелить ему ногу? Просто вывести его из игры? Я же вижу в твоих глазах, малыш, что ты в него по уши влюблен. Но ответ будет: нет, этого нельзя сделать. Как ты сам сказал, он самый лучший. Убей голову, и тело умрет. Он должен погибнуть первым. Я сделаю это наверняка. Конечно, стыд и позор, в другой жизни Эрл и Джонни могли бы оказаться лучшими друзьями и каждый вечер сидели бы в пабе и вспоминали былые перестрелки. Но нет, сынок, он погибнет первым.
