– Что вы имеете в виду? – спросил Клинг.
– От жары как rigor mortis, так и обратный процесс ускоряются.
– То есть вы хотите сказать...
– Я хочу сказать, что rigor нам тоже не поможет. Так же, как и процесс разложения. Мы выделили гнилостные бактерии вида Clostridium welchii, которые размножаются в теле вскоре после смерти, а также Escherichia coli и Proteus vulgaris... Эй, вы все это записываете?
– Нет, – честно признался Клинг.
– И хорошо, потому что вам все это не надо. Все эти бактерии могут быть обнаружены на ранних стадиях разложения. Но мы нашли также Micrococcus albus и Bacillus mesentericus, которые, как правило, появляются только через несколько дней после смерти. Другими словами, поскольку жара в помещении сильно ускорила разложение, определить время смерти на основании этого фактора также невозможно.
– То есть вы хотите сказать, что установить, когда он умер, невозможно?
– Я хочу сказать, что утверждать что-то наверняка было бы рискованно. Весьма сожалею. Это все из-за этой чертовой жары.
– Но дело действительно в смертельной дозе секонала? – спросил Клинг.
– Однозначно. Доза, превышающая пять грамм.
– Около двадцати пяти капсул.
– Или даже больше, – подтвердил Райт.
– Ну, спасибо вам, – сказал Клинг. – Пришлите, пожалуйста, письменное заключение.
– Ладно, – сказал Райт и повесил трубку. Клинг тоже повесил трубку и взглянул на свои записи. Обвел слово «секонал», взял блокнот и подошел к Карелле, который как раз заканчивал свой разговор.
– Ну что? – спросил Карелла.
– Секонал. Доза, превышающая пять грамм.
– А сколько это будет в капсулах? – тотчас же спросил Карелла.
– Двадцать пять штук.
– Сходится.
– В смысле?
– Я только что говорил с мистером Ральфом Эмброузом, владельцем аптеки «Эмброуз» на Джексон-Серкл. Спросил, сколько капсул секонала было в пузырьке, который он продал миссис Ньюмен двадцать девятого июля. Он проверил по своим записям и сказал, что там была месячная норма – тридцать капсул.
– Наверно, она запаслась на дорогу в Калифорнию, – предположил Клинг.
– Тогда почему же она оставила пузырек дома?
– Хороший вопрос. Надо будет у нее спросить.
– Ага, – кивнул Карелла.
– В пузырьке оставалась только одна, – сказал Клинг.
– Только одна. Ну, предположим, она принимала по капсуле каждый вечер, с двадцать девятого июля по первое августа, когда она улетела в Калифорнию. Это будет три капсулы, верно? В июле ведь тридцать один день?
– Верно, три капсулы, – сказал Клинг.
– Плюс одна, оставшаяся в бутылочке – итого четыре.
– Значит, он проглотил двадцать шесть.
– На одну больше, чем было нужно, чтобы его убить.
Оба помолчали.
– Она говорила, что он казался угнетенным, когда с ней разговаривал, – сказал Клинг.
– Да, но предсмертной записки он не оставил, – возразил Карелла.
– Не все же самоубийцы оставляют записки.
– Не все. Что там медик сказал насчет времени смерти?
– Они ничего не могут сказать, Стив. Жара работает против нас.
– Интересно, зачем этот мужик отключил кондиционер? – спросил Карелла. – Это лето – самое жаркое за последние десять лет...
– Человеку, который собирается покончить жизнь самоубийством, все равно, холодно в комнате или жарко, – заметил Клинг.
– Ладно, предположим, он зашел в ванную, нашел пилюли жены, проглотил двадцать шесть штук, вернулся в гостиную и умер, так? Но разве стал бы он перед этим отключать кондиционер?
– Н-ну... да, это маловероятно.
– Тогда кто же отключил кондиционер? – осведомился Карелла.
– Медик говорил, он был пьян, – сказал Клинг. – Может, он даже не заметил, что кондиционер не работает.
– Жара началась в пятницу утром, в тот день, когда его жена уехала в Калифорнию, – принялся рассуждать Карелла. – Она говорила с ним в следующий вторник. Ты хочешь сказать, что с пятницы до вторника он пьянствовал и сидел с закрытыми окнами и выключенным кондиционером?
– Да нет, может, только в тот вечер. В тот вечер, когда он решил покончить жизнь самоубийством.
– И перед этим отключил кондиционер, да? Не может быть, – сказал Карелла.
– Не может быть... – повторил Клинг. – А может, он сломался или что-нибудь в этом духе? Может, он просто не заметил...
