Предисловие к первому изданию
Диалог автора со своей тенью
Я. — Да ты не об заклад ли уж побился, Кристоф? Решил поссорить меня с целым светом?
Кристоф. — Нечего притворяться удивленным. С первого же мгновенья ты знал, куда я тебя поведу.
Я. — Ты критикуешь и критикуешь, нельзя так. Раздражаешь врагов и смущаешь друзей. Разве тебе не известно, что хороший вкус предписывает не замечать непорядков в приличном доме?
Кристоф. — Что поделаешь! У меня нет вкуса.
Я. — Да, знаю: ты просто дикарь, то и дело попадаешь впросак. Они объявят тебя врагом всех и вся. Ты ведь уже в Германии прослыл германофобом. Во Франции ты прослывешь франкофобом или — что еще серьезнее — антисемитом. Берегись, не трогай евреев. «Они сделали тебе слишком много добра, чтобы ты имел право говорить о них дурно…»
Кристоф. — Почему же мне нельзя высказать все то хорошее и плохое, что я о них думаю?
Я. — Ты говоришь о них преимущественно плохое.
Кристоф. — Потом будет хорошее. Почему нужно щадить их больше, чем христиан? Если я воздаю им полной мерой, значит, они того заслуживают. Я не забываю их роли, ибо они заняли почетное место на авансцене нашего клонящегося к упадку Запада. Некоторые из них несут смертельную угрозу нашей культуре. Но я помню, что другие обогащают нашу энергию и нашу мысль. Я знаю, сколько еще величия заключено в этой наций. Я знаю их способность к самопожертвованию, их гордое бескорыстие, их страстное стремление к лучшему, неутомимую деятельность, упорный и незаметный труд многих тысяч из них. Я знаю, что в них живет бог. И поэтому-то я негодую на тех, кто отрекся от бога, кто, ради позорного преуспеяния и низменного благополучия, предает судьбы своего народа. Бороться с ними — это значит выступить против них же на стороне их народа, точно так же, как, нападая на продажных французов, я защищаю Францию.
Я. — Милый мой, ты суешься не в свое дело. Вспомни, как не терпится жене Сганареля, чтобы ее отколотили>{75}. Не суйся, куда не следует… Дела Израиля нас не касаются. А что до Франции, то она, как Мартина, согласна, чтобы ее прибили, но она не выносит, чтобы ей говорили об этом.
Кристоф. — И все же нужно говорить ей правду, особенно когда ее любишь. Кто скажет правду, если не я? — Ведь не ты же. Все вы связаны между собой сложившимися в обществе отношениями, необходимостью считаться друг с другом, все вы щепетильны. А я ничем не связан, я не принадлежу к вашему миру. Никогда я не участвовал ни в ваших кружках, ни в ваших распрях. Ничто не обязывает меня поддакивать вам или быть вашим соучастником в заговоре молчания.
Я. — Ты чужеземец.
Кристоф. — Ах да, я и забыл, что немецкий композитор не имеет, по-вашему, права судить вас и не способен вас понять. Допустим. Я, быть может, заблуждаюсь. Но, по крайней мере, я скажу вам то, что о вас думают некоторые великие чужеземцы, ты знаешь их не хуже меня, — величайшие из наших мертвых и наших живых друзей. Если даже они заблуждаются, все равно полезно знать, что они думают: это может пригодиться. Во всяком случае, так оно лучше, чем самим убеждать себя, как у вас это принято, что весь мир восхищается вами, и самим восхищаться собой или поносить себя — попеременно. Какой толк кричать в припадке регулярно повторяющихся увлечений той или иной модой, что вы величайший народ мира, и тут же — что латинские нации пребывают в безнадежном упадке; что великие идеи исходят из Франции, и тут же — что вы годны лишь забавлять Европу. Не следует закрывать глаза на подтачивающий вас недуг, как не следует и падать духом; напротив — вас должна вдохновлять мысль о борьбе за жизнь и честь вашей нации. Кто почувствовал жизнестойкость этой нации, которая не желает умирать, тот может и должен смело обнажать ее язвы и ее смешные черты, дабы бороться с ними, а в первую очередь, дабы бороться с теми, кто использует все плохое и живет этим.
Я. — Не трогай Францию — даже ради ее защиты. Ты смущаешь честных людей.
Кристоф. — О да, честных людей, тех честных людей, которые огорчаются, услышав, что во Франции не все благополучно, что есть в ней много и невеселого и уродливого. Их самих используют во зло, но они не хотят в этом признаться. Им так тяжело обнаружить плохое в других, что они предпочитают быть жертвой. Им необходимо хотя бы раз в день слышать, что все к лучшему в этой лучшей из стран, что: