Пока мы сидели за столом, мама давала наставления:
— Завтра суббота, мы с отцом поедем к знакомым, вернемся поздно. Егорка, я тебя прошу, у тебя через два месяца выпускные экзамены, не болтайся по улице до нашего приезда. Позанимайся.
— А не до вашего можно?
— Поговори у меня, — попыталась мать придать строгость голосу, — не расслабляйся. Не успеешь оглянуться, как надо будет в институт поступать. Ты определился?
— Угу, — кивнул я с набитым ртом, — пойду в технический, а может еще и передумаю. Мам, не приставай, времени еще много. Что сейчас голову забивать, сама сказала выпускные скоро.
После ужина, примерно через час, я пошел на тренировку и вернулся после девяти. Родители уже собрали сумку, которая стояла в прихожей, чтобы завтра не забыть.
Утром меня разбудили и позавтракали мы вместе. Поцеловав меня, мама напомнила: — Вечером приедем, будь дома.
— Ладно, — ответил я, забросив свою сумку на плечо.
День был обычный, не самый плохой, какой бывает в апреле, когда припекает солнце. Снег уже сошел, листья на деревьях еще не распустились, но все жило в ожидании теплых дней. После школы с пацанами побродили по улицам, рассматривая прохожих, пытаясь познакомиться с девчонками. Нам было весело и настроение от того, что завтра выходной было еще выше на несколько градусов, чем обычно. Завтра можно поспать, да и вообще, скоро школу заканчиваем, а там другая жизнь.
Домой я пришел часов в пять, разогревать ничего не стал, а так соорудил бутерброды, включил телевизор и уселся в кресло. Торопиться было не куда, уроки все можно сделать завтра, а пока надо пользоваться относительной свободой. Ушел к себе в комнату, включил магнитофон, сидел, слушая музыку, и не заметил, как прошло время. Когда стемнело, я взглянул на часы.
— Ого, родители загуляли, — сказал я сам себе, так как часы показывали половину одиннадцатого.
В это время раздался звонок в дверь.
— Пришли, — и пошел открывать дверь, но на пороге стоял милиционер.
— Зотов Егор Николаевич? — спросил он, и голос его был не таким строгим, каким обычно обращаются официальные лица, а каким-то тихим и участливым.
— Да, это я.
Он показал удостоверение и попросил: — Можно я войду?
В его внешнем виде было нечто такое, что не позволило мне отказать, хотя пускать в квартиру постороннего человека пусть и милиционера, было не в моих правилах. Я посторонился:
— Проходите.
Он прошел на кухню, снял фуражку, пригладил рукой волосы и предложил:
— Садись, что стоишь.
Я сел на стул напротив него.
— Ты уже взрослый парень, поэтому буду говорить по существу. Сегодня вечером, когда твои родители ехали домой, на дороге в них врезался грузовик. В лоб. Тормоза отказали у грузовика. Удар был сильным. В общем, твои родители погибли.
Я не сразу понял, что он говорит. Я ничего не понимал. Слова доходили до меня, я его слышал, но не воспринимал. До меня не доходил смыл. Как это погибли? Я их видел утром, веселых, улыбающихся.
— Егор, Егор, — вдруг услышал я его, — есть кто у тебя из родственников? Есть, кому сообщить?
Я встал и ни слова не говоря, вышел в комнату, где взял записную книжку с номерами телефонов и протянул ему. Родственников я знал плохо, близких не было, а с дальними я не общался. Он взял книжку и полистал, а потом поднялся и сказал: — Я позвоню.
Я остался сидеть на кухне. Я был пустой, во мне не было ни одной здравой мысли, какие-то были в голове, но это был хаос. Затем я прошел за ним.
— Вы можете прийти, — разговаривал он с кем-то, — хорошо, я вас дождусь, — и, повернувшись ко мне, сообщил, — сейчас придет твоя тетя Таня. Она побудет с тобой. Ты ее знаешь?
— Знаю. А вы у меня спросили? — с вызовом ответил я.
— Нет, не спросил, но в такой ситуации человек не должен оставаться один, еще будет у тебя для этого время. Жизнь еще впереди.
Знал бы он, насколько пророческими будут его слова. В последующем мне часто приходилось оставаться одному и добровольно, и по принуждению.
— Ты извини, если я не прав, но просто поверь, так лучше.
Как ни странно, но на меня наибольшее влияние оказало его извинение. Я кивнул головой и ушел в свою комнату. Разговаривать мне ни с кем не хотелось. Я, молча, сидел на стуле и смотрел в ночное небо. Оно было усеяно сотнями светлых точек, которые, если присмотреться, мигали. Небо было темным, как мое состояние, вот только светлых точек у меня на душе не было. Я ни о чем не думал. Не думал, что будет дальше, что теперь делать, я просто тупо смотрел на небо. На глаза набежала слеза, которую я смахнул, но на ее место тут же пришла другая. Я закрыл глаза рукой и сжал веки, не давая выхода слезам.
