Странно, но он и впрямь чувствовал.
Дождь барабанил по стеклянной крыше в спальне Элиан. Стоя здесь, Майкл вспомнил свое ателье на авеню Элизе Реклю в ту ночь, когда Эа осталась у него. Он пытался отогнать эти воспоминания, но не мог.
— Вы так молчаливы, — она повернулась к нему. — Я слишком много говорю. — Элиан засмеялась. Ее смех звучал очень естественно.
— Нет, — сказал он. — Я с удовольствием слушаю. Трудно вести разговор, когда перед глазами эти горы.
— Да. Приехав сюда, я тоже это почувствовала. Они внушают благоговение, но не пугают.
Поначалу он не мог понять, почему Элиан напоминала ему об Эа. Он поймал себя на том, что не хочет покидать этот дом, жилище Элиан. Некоторые люди могут годами жить в доме, не оставив в нем ни малейших следов своего пребывания. Элиан, по ее словам, жила здесь меньше месяца, но дом уже стал ее домом. Ее присутствие ощущалось, будто аромат духов.
— Кажется, что время здесь останавливается. Знаете, Майкл, гавайцы утверждают, будто их герой, Мауи, взобрался на вершину горы Халеокала, протянул руку и схватил солнце. Он заставил светило замедлить движение по небосклону, чтобы его родной остров всегда купался в лучах солнца. Живя здесь, начинаешь этому верить.
— Даже в дождь?
Они сидели на ланаи, пили чай со льдом. Внезапно у Майкла защемило сердце. Он вспомнил, как открыл глаза в эту ночь, проведенную с Эа. Они только занимались любовью. Дождь стекал со стеклянной крыши, и бледные тени струй скользили по сплетенным телам Майкла и Эа.
— Да-да, — сказала Элиан, — особенно в дождь. Видите? — Она указала рукой. Величественная радуга простиралась над долиной. Она опиралась на вершины гор, все еще скрытые облаками; и так играла красками, что больно было глазам, — Это значит, что солнце светит даже во время дождя.
И тогда Майкл будто заново увидел лицо Эа. Глаза ее были закрыты, лицо абсолютно спокойно. Наверное, она спала. Ни морщинки, ни складочки на лице. А поскольку лицо Эа было лишено какого бы то ни было выражения, Майклу казалось, что он может заглянуть в глубины ее души.
— Здесь, — сказала Элиан, — дождь исполнен драматизма.
— Как и в Японии.
Элиан не повернула головы.
— В Японии, — сказала она, — дождь прекрасен, величествен, но он падает на землю и поверхность воды под идеально прямым углом! Здесь, на Гавайях, дождь дикий, насыщенный энергией и светом. Неподвластный никакому принуждению.
Лежа рядом с Эа, Майкл понял, что влюбился совсем не в нее. У нее не было ни индивидуальности, ни своей философии, ни идей. Душа Эа была подобна прозрачному кристаллу. Она сияла. Грани кристалла преломляли падающие под разными углами лучи света и окрашивались во всевозможные цвета.
Но сам по себе кристалл был бесцветным.
Любовь переполняла Эа, и она, открыв глаза, сказала:
— Я хочу остаться. Не только сегодня. Не только до утра. Я хочу остаться с тобой навсегда.
Он не требовал от Эа невозможного, не пытался обрести в ней свой идеал. Просто он внезапно понял, что ошибся. Кристалл ее души он принял за чистоту души. Оказывается, с горечью подумал Майкл, он все еще пытается найти то, в чем ему уже было отказано. Сейоко давно умерла, а он все не мог забыть ее. И не мог жить лишь одной памятью о ней.
Поэтому на следующее утро Майкл в последний раз закрыл за Эа дверь. Она ушла. Остались лишь ее изображения на полотнах. И больше ничего.
Это он был во всем виноват. Он терзал себя ее болью. Из ее слез родилась мука неутолимого желания, которая будет сопутствовать ему всю жизнь.
— Вы жили в Японии? — спросил он.
— Да, много лет, — ответила Элиан. — Но скоро яростная энергия Токио начала нагонять на меня дремоту.
«Она похожа вовсе не на Эа, — подумал Майкл, и сердце его учащенно забилось. — Она напоминает мне Сейоко».
— А вы не соскучились по Японии? — севшим голосом спросил он.
— Меня не тянет ни в какую конкретную страну, — сказала Элиан. — Я свободна от всяких уз. Привязанность к людям изнуряет меня так же, как города. Взаимная ответственность для меня подобна оковам. Вы читали «Путешествия Гулливера»? Я чувствую себя Гулливером, прикованным к земле лилипутами. Я должна быть свободна.
