Лестница заканчивалась крошечной крытой площадкой. Майкл и Элиан прижались друг к другу, чтобы уместиться под навесом. Дождь усилился, словно природа решила наказать людей за грехи. Посреди площадки на натянутой веревке висели колокольчики. Майкл поднял руки и тронул веревку. Раздался переливчатый дрожащий звон.
— Нужно разбудить духов, — тихо сказала Элиан, — чтобы они услышали наши молитвы.
— Здесь в храме Синто похоронен мой учитель Тсуйо. Именно к Тсуйо отец послал меня много лет назад. Майкл достал из кармана плетеный шнурок.
— Узнаешь?
Лилиан внимательно посмотрела на шнурок, потом медленно взяла его и поднесла к веревке с колокольчиками.
— Они одинаковые.
— Монахи плетут их сами, такой способ плетения известен только здесь.
Гулко ударил колокол.
— Когда я был учеником Тсуйо, он обучил меня искусству плетения. Об этом знал мой отец. Шнурок, который ты держишь в руках, я подарил ему, когда он навещал меня здесь. Отец умер, оставив мне его. Он понимал, что только я узнаю этот шнурок и догадаюсь, в чем дело. Для других это — всего лишь ничего не говорящий кусок веревки.
Его голос эхом отозвался внутри храма и повис в воздухе, медленно затихая.
— То, за чем охотился мой отец, и что ему удалось заполучить, находится именно здесь, в храме Синто. Эхо вновь подхватило его слова.
— Там, где похоронен Тсуйо.
Эхо словно перекликалось с колокольным звоном, придавая словам Майкла торжественность. Элиан выдохнула:
— Документ Катей.
Да, документ Катей, конец одной из загадок, подумал Майкл. «Спросите моего сына, помнит ли он синтай?» Майкл закрыл глаза. Дух-проводник храма. У этого храма им был дух Тсуйо.
Волной нахлынул густой аромат кедрового масла. Майкл и Элиан ждали прихода монаха.
— Здесь цель борьбы моего отца. Борьбы, ради которой он послал меня в Японию.
Майкла вдруг озарило, что ученичество у Тсуйо тоже было этапом подготовки к этой борьбе.
По спине пробежал холодок. Предчувствие. Чем занимался мой отец, подумал он, если так рано стал готовиться к смерти? Впервые к нему пришло понимание того, что его собственные поиски — это продолжение дела отца. Что же могло иметь такое значение, если человек посвятил этому не только свою жизнь, но и жизнь сына? В чем бы ни состояла тайна, Майкл как никогда был полон решимости разгадать ее.
Внутри храма раздались шаги. Их звук, эхом отдаваясь от стен, все нарастал, пока не превратился в оглушительный грохот, перекрывший все прочие звуки. Но вот шаги смолкли. Перед Майклом и Элиан стоял монах с наголо обритой головой, худой, почти изможденный человек с суровым лицом аскета. Невозможно было определить его возраст, он не был ни молод, ни стар.
Он пристально посмотрел на Майкла.
— Ты ученик, — сказал он, — последний ученик сенсея.
Майкл понял, что он имеет в виду. Майкл был единственным европейцем среди учеников Тсуйо. И потому служил объектом пристального внимания монахов храма Синто.
Майкл поклонился. Монах поклонился в ответ. Майкл передал ему обрывок красного шнура.
— Это принадлежит храму. Монах, не удивившись, кивнул:
— Следуйте за мной.
Он провел их через основную часть храма. Это было священное место. Отличие синтоизма от других религий мира состоит в том, что его храмы — это место обитания духов и поклонения им, но никак не обращения в веру.
На каждом шагу они видели, что в храме обитают духи синтоизма. Стены занавешивали белые, свободно ниспадающие полотнища, всюду были расставлены зеркала, в которых отражался лишь чистый свет, на полу в плошках курились благовония, повсюду лежали свитки с заклинаниями духов.
Монах провел их через небольшое внутреннее помещение, населенное духами ками этого храма. В боковой комнате монах на несколько минут оставил молодых людей. Уходя, он указал на окно.
— Отсюда, — сказал он мягко, — видно место, где похоронен сенсей.
Майклу было хорошо известно это место в тени священных деревьев. Одно из деревьев много лет назад расщепило ударом молнии, из обгоревшего ствола и был извлечен синтай, божественное тело духа ками. Духа Тсуйо. Майкл смотрел, как дождевые струи омывают белоснежную каменную плиту, отмечающую место, где покоится тело Тсуйо.
