Амалия считала себя человеком, мало привязанным к условностям, но в то же самое время у нее не было никакого желания поощрять то, что она считала невоспитанностью. Тон Ломова покоробил ее, и когда она села в экипаж, от всего облика баронессы Корф веяло таким ледяным холодом, что даже более толстокожий человек, чем Сергей Васильевич, сообразил бы, что допустил промашку. Но Ломов не выносил, когда у него пытались вызвать чувство вины. Он сердито зыркнул на Амалию из-под насупленных бровей и в который раз подумал, что им будет непросто действовать сообща.
— Я уполномочен сообщить вам, сударыня, — заговорил он нарочито официальным тоном, — что наш корабль почти готов. Мы отплываем в течение трех дней. Легенда — географические исследования… впрочем, вам она уже известна. Приказ подняться на борт может последовать в любую минуту, так что ваши вещи должны быть собраны. И вы должны находиться в условленном месте, — иными словами, дома, — а не самовольничать.
— Сразу же видно, Сергей Васильевич, что вы военный человек, — не удержалась Амалия.
— Зато вы уж точно из другого теста, — съязвил Ломов. Он был раздражен тем, что они еще не отплыли, а между ними уже начались разногласия, и не скрывал своего раздражения.
— Вы уверены, что стоит вам отдать приказ, и все, проблема решена. Но…
— Разумеется, я буду отдавать приказы, — отрезал Сергей Васильевич. — Потому что, сударыня, если вы об этом забыли, меня назначили главным. Я всегда вас предупреждал и повторяю еще раз: нас ждет вовсе не легкая прогулка. Я видел ваш послужной список. Раньше вы действовали, если можно так выразиться, в оранжерейных условиях. Вы работали в приличных странах, где, даже если вас схватят, вы знаете свои права и почти всегда сумеете выкарабкаться.
— А теперь мне предстоит увидеть неприличную страну? — По части язвительности Амалия могла кому угодно дать сто очков вперед.
— Страну? Хм. — Ломов скривился. — Я, сударыня, человек простой и скажу вам так: есть государства, а есть географические огрызки. То есть они тоже называют себя государствами, и вроде бы там есть законы, власть и все такое прочее, но… огрызок ведь не скроешь. Законы только для виду, власть препаскудная, развития никакого. Государства, знаете ли, развиваются, а огрызки так и валяются огрызками, только место занимают. Нуте-с, так сложилось, что один из таких огрызков имеет для нас некоторое значение. Раньше он вел себя тише воды, ниже травы, мы его не трогали, и он, само собой, не трогал нас. К сожалению, мы проворонили выдвижение известного вам лица, которое приняло сторону наших врагов. И ладно бы оно ограничилось тем, что произносило пылкие речи и вытягивало деньги из своих новых покровителей, но нет: оно предпринимало и продолжает предпринимать совершенно конкретные действия против нас. А на Востоке, Амалия Константиновна, если вас безнаказанно укусила одна шавка, все остальные начинают думать, что они тоже могут вас укусить и им ничего за это не будет. Много шавок могут доставить неприятности, поэтому лучше сразу же принять меры и разобраться с зачинщиком. Тогда остальные снова станут ручными и примутся наперебой вилять хвостами и преданно заглядывать в глаза. Я ясно изъясняюсь?
— Вполне, — ответила Амалия.
Ей было прекрасно известно, что глава Особой службы генерал Багратионов обсуждал с Ломовым сложившуюся ситуацию и Сергей Васильевич высказался совершенно определенно: «А что тут думать? Убить надо гада». Впрочем, Ломов обычно других советов и не давал (а их, кстати, у него не спрашивали).
— Могу ли я задать вопрос? — осведомилась Амалия.
— Попробуйте, но не обещаю, что стану на него отвечать.
— Правительство исчерпало все другие средства повлиять на… кхм, нашу будущую мишень? Мы пытались расположить его к себе?
— Амалия Константиновна, не надо думать, что наверху сидят идиоты, — скучающим тоном промолвил Ломов. — Разумеется, были попытки наладить отношения, и не одна, но они приводили только к еще большему ожесточению с той стороны. Запомните, госпожа баронесса: бесполезно пытаться подружиться с тем, кто мечтает стать рабом вашего врага.
