Окружающий мир, по мысли Порфирия Филипповича, был полон врагов, которые не отказались бы покуситься на его достояние, стоит ему хоть чуть-чуть зазеваться. В свое время ему пришлось немало понервничать из-за импозантных военных, начальников, которые не прочь закрутить роман с женой подчиненного, и знакомых, которые слыли разбивателями сердец. Он примечал все знаки внимания, которые им случалось оказывать его супруге, и отчаянно ревновал, не показывая виду, потому что Елена Ивановна не одобряла ревности. Она считала, что ревность унижает и делает человека смешным, и Порфирий Филиппович отыгрывался, передавая ей все сплетни и слухи о тех, кто пытался заслужить ее благосклонность. Он знал, что его жена придерживается определенных принципов (и, по правде говоря, восхищался этим), и потасканные господа, которые спят с гувернантками или приживают детей на стороне, вызывают у нее брезгливость на чисто нравственном уровне. Она еще была согласна их терпеть (как терпела его сослуживца Базиля), но уже не воспринимала их всерьез.
Разумеется, одних сплетен вовсе недостаточно для того, чтобы крепко привязать к себе человека, и Порфирий Филиппович — помимо того, что он стремился предугадывать каждое желание своей жены, баловал ее дорогими подарками и не забывал прислушиваться к ее мнению — всячески поощрял ее страсть к разговорам. Он всегда готов был обсуждать с ней любые предметы, от политики и литературы до тонкостей делопроизводства и преимуществ различных сортов чая. Порфирий Филиппович вовсе не принадлежал к той скучной породе мужей, которая, вернувшись домой со службы, норовит сесть за стол, отгородиться газетой и отделываться односложными ответами. Нет, он был искренне рад любому поводу для беседы с женой, и если на людях он избегал ей противоречить, то дома у них бывали жаркие дискуссии, никогда, впрочем, не доходившие до ссоры. Долгое время, пока три их дочери не подросли, главной темой для разговоров оставалось все, что было связано с девочками. Но вот все три повыходили замуж, оставили родительские пенаты, и Порфирий Филиппович, к ужасу своему, увидел, что его жена стала скучать.
При всей своей любви Устрялов не понимал, что любая женщина тяжело воспринимает переход от зрелого возраста к старости. Елене Ивановне уже сравнялось 45, и она не раз тайком от мужа выдирала из роскошной медно-рыжей шевелюры седые волоски. Кроме того, она поймала себя на том, что его разговоры, его вид и вообще все, что с ним было связано, стало ее раздражать. Она сознавала, что ей не в чем упрекнуть Порфирия Филипповича, но также сознавала, что он ей надоел, и ничего не могла поделать с этим чувством. Дома она стала чаще молчать и замыкаться в себе, муж заметил перемену в ее поведении и встревожился. И тут, как нельзя кстати, подоспело приглашение на вечер у Базиля, на котором супруги с удивлением услышали, как двум разным людям в одну и ту же ночь приснился одинаковый сон. Мало того, вскоре подоспело продолжение — загадочная смерть Лизы Левашовой, которую нашли именно так, как было описано во сне.
Было бы преувеличением сказать, что Елена Ивановна ожила, но верно то, что данный случай возбудил ее сильнейшее любопытство. Она на все лады обсуждала с мужем происходящее, перебирая гипотезы и припоминая другие истории о снах, которые оказались вещими. Не был забыт и профессор Ортенберг, чьи две статьи были недавно опубликованы в столичной прессе. По правде говоря, Елена Ивановна дорого бы дала, чтобы оказаться на вечере у графини Хвостовой, но при всех своих заслугах ее муж все же не принадлежал к кругу людей, вхожему на вечера к этой даме. Впрочем, Порфирий Филиппович очень быстро узнал от Базиля о том, что произошло на вечере, и в подробностях пересказал жене. Теперь же он спешил домой, чтобы поведать ей, как сбылся уже второй сон подряд.
Порфирий Филиппович нетерпеливо дернул звонок, проскочил мимо замешкавшейся горничной и вбежал в гостиную, где его жена примеряла шляпку перед зеркалом.
— Сбылось! — выпалил Порфирий Филиппович. — Второй сон! Выстрел, падение — все, все!
