Боль все усиливалась, а на том конце провода все так же безнадежно пульсировали короткие гудки. Наконец, с пятой или с шестой попытки, трубку все-таки сняли. Таня, захлебываясь слезами, залепетала что-то про беременность и кровотечение и даже сразу не поняла, что ответил ей равнодушный женский голос, прервавший ее на середине фразы.
— Что вы говорите?
— Я говорю, звоните в гинекологическую скорую помощь!
И снова короткие гудки… Только теперь Таня сообразила, что дама из диспетчерской, видимо, называла ей какой-то семизначный номер. Тяжелый запах крови впитывался в пол и стены. Перед глазами прыгали сумасшедшие черные мушки. Она глубоко вдохнула и снова потянулась к телефону. Видимо, трубку сняла все та же диспетчер, потому что номер гинекологической скорой она повторила раздраженно, но медленно и четко. К счастью, в гинекологии ответили сразу и обещали приехать в течение получаса. Голос у акушерки был спокойным, и Таня даже подумала, что не случилось ничего страшного. Ведь иначе они наверняка бы засуетились, приказали немедленно лечь в постель и не двигаться. Господи, да мало ли осложнений может возникнуть во время беременности! «Распсиховалась, дура! — уже миролюбиво сказала она сама себе, поднимаясь с пола. — Надо хоть в комнате маломальский порядок навести, а то перед врачами будет неудобно. Да и ночную сорочку одеть другую, без этих шелковых бантиков и зажигательных разрезов».
И даже боль, кажется, отпустила, но только почему-то захотелось в туалет. Таня, держась за стеночку и ступая так медленно и осторожно, будто то драгоценное, что жило внутри нее, могло расплескаться, дошла до двери уборной и нажала на кнопку выключателя. Наверное, лучше было бы обойтись без света. Во всяком случае, тогда она не смогла бы увидеть то красное и скользкое, что выпало из нее с каким-то рыбьим всплеском. Ей даже на секунду показалось, что она различает крохотные, прозрачные легкие. Но уже в следующий момент Таня упала, ткнувшись лицом в шершавый соломенный коврик.
Наверное, длинным настойчивым звонкам в дверь все же удалось пробиться сквозь студенистую массу, залепившую ее глаза и уши. Татьяна с трудом приподняла веки. Звонок почти не замолкал, за дверью раздавались громкие и тревожные голоса. Она поднялась, сначала на четвереньки, а потом и на ноги и по стеночке доползла до двери. Тут же в квартиру ворвалась объемистая женщина в белом халате и чуть ли не за шкирку поволокла ее к кровати. Другая в это время изучала кровяные следы на полу.
— Ну что, допрыгалась? — зловеще спросила врач, усаживаясь рядом с постелью на стул и начиная ощупывать Танин живот.
— Но я же ничего такого не делала?
— Какого такого? Носилась, поди, как оглашенная по магазинам, половой жизнью жила неумеренно, так?.. Господи, и о чем только девки думают, на что вам голова дана?!. Ты, кстати, замужем?
— Нет, — едва слышно прошелестела Таня, чувствуя, как мушки перед глазами начинают собираться в очень уж плотный рой.
— Слышь, Витальевна, и эта не замужем! — почему-то радостно крикнула врачиха акушерке. — Ну, разве в наше время было такое, а?
Акушерка что-то невнятно пробормотала из коридора, но Таня не прислушивалась. Она понимала только то, что ее ребенок умер и что ему еще несколько минут назад, наверное, было очень больно. А может быть, кровь еще пульсирует в его крохотных сосудиках, и он лежит сейчас брошенный и никому не нужный на полу в уборной?
— Все, Нина Матвеевна, ловить здесь нечего, — сообщила акушерка, появляясь на пороге комнаты с какой-то белой тряпкой в руках. — Забираем больную, отвозим во вторую больницу — и на следующий вызов.
Врачиха поднялась со стула, одернув на массивных бедрах измятый белый халат, и захлопнула свой чемоданчик.
— А из родственников никого нету, что ли? — спросила она Таню. — Кто тебя провожать-то поедет?
Та не ответила. Сумасшедшие мушки вели себя более-менее смирно, когда она не делала никаких движений. Стоило приоткрыть рот или повернуть голову, как они начинали стремительно роиться, недовольные тем, что потревожили их покой.
— Я говорю: родственники есть, или, может, позвонить кому надо?
