Северус захлопнул книгу и снова взглянул на лист пергамента. Лапчатка нейтрализована вербеной, мандрагора помогла бы снять проклятие или защитить от его наложения, из сандала, ясенца и тополя получилась бы неслабая дурь для выхода в астрал, а гуммиарабик использовали для манипуляций с сущностью, с душой…
И что же это значит? Астральные путешествия, астральное тело, перемещение в пространстве…
Внезапно Следящие чары сообщили Снейпу о том, что Гарри проснулся. Сбившись с мысли, Северус бросился вверх по лестнице, зажав в кулаке изучаемый лист пергамента. Перепрыгивая через ступеньку, а то и через две, он оказался у комнаты сына всего секунд через тридцать, слегка запыхавшись, и толкнул дверь.
Когда Гарри снова очнулся, в комнате было абсолютно темно. «Пожалуйста, пусть это будет гриффиндорская спальня, – безмолвно взмолился мальчик. – Пусть все это был просто сон…»
— Гарри? – донесся до него теперь уже знакомый обеспокоенный голос. Поттер едва удержался, чтобы не застонать. Кошмар продолжался.
— Я проснулся, – вздохнув, признался он, садясь на кровати.
Снейп стоял в дверях, его силуэт вычерчивался на фоне проема, подсвечиваемый светом из коридора. Сейчас, когда Гарри не видел ни его лица, ни его волос, он казался таким же, как и всегда. Но потом зельевар сделал едва уловимое движение палочкой, зажигая несколько свечей, и видение развеялось. Это снова был человек, которого он видел незадолго до… Чего?
— Что со мной произошло? – спросил Поттер, слегка хмурясь.
— Обморок, – спокойно сообщил Снейп, проходя в комнату. Начертав в воздухе рядом с кроватью кресло, он сел в него и посмотрел на мальчика. – Очевидно, слишком много новой информации вкупе с общей слабостью последних месяцев. Тебе лучше?
— Да, – Гарри обхватил руками колени и взглянул на зельевара исподлобья. – Все, что вы говорили мне там?..
— Правда, – Северус слегка склонил голову набок. – Ты мне не веришь?
Гарри немного смутился. Что он мог на это ответить? Он никогда не доверял Снейпу, но этот Снейп сильно отличался от того, которого он знал.
— Я не понимаю, – признался Поттер. – Минуту назад я был на Зельях, вы как всегда были не в духе и издевались над учениками, а потом вдруг я в незнакомой постели, в чужом доме, а вы… Даже не знаю, как это назвать, – он замолчал, закусив губу. – Мне трудно представить обстоятельства, при которых вы бы согласились стать моим опекуном, я про усыновление даже и не говорю. Мы ненавидим друг друга. Вы всегда меня ненавидели. Стоило мне переступить порог Хогвартса, как вы стали цепляться и придираться ко мне, издеваться надо мной.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, – голос Снейпа не дрогнул, хотя он слегка изменился в лице, слушая эту тираду. – Должен сказать, я тебя действительно ненавидел. И не думай, что кто‑то спрашивал мое согласие, прежде чем сделать меня твоим опекуном. Дамблдор просто поставил меня перед фактом и привел свои доводы. Мои желания не учитывались, – Гарри показалось, что в голосе учителя прозвучала горечь, когда он говорил это. – Однако все это было давно.
— Это было несколько часов назад, – настойчиво повторил мальчик, глядя Снейпу прямо в глаза.
— Гарри, ты сказал, что до того, как очнуться в этой комнате, ты был на уроке Зелий, – Северус опустил взгляд на пергамент, который продолжал держать в руках, – я же совершенно точно помню, что мы были в моей лаборатории, в этом доме. Мы уже выяснили, что сегодня двадцатое декабря… вернее, было двадцатое, – он бросил быстрый взгляд на часы, – поскольку сейчас пять минут первого. У нас совершенно разные версии событий, предшествующих взрыву зелья, но мы согласны в одном: зелье было и оно взорвалось. Верно?
Немного сбитый с толку Гарри кивнул. Спокойный тон был так нетипичен для Снейпа, что мальчику приходилось напоминать себе о том, что он имеет дело со своим профессором зельеварения.
— При других обстоятельствах, – продолжал старший волшебник, крутя в руках сложенный лист пергамента, – я бы предположил, что все сказанное тобой своего рода шутка, розыгрыш. Так это выглядит со стороны, согласись, – быстро добавил зельевар, предупреждая возмущенное возражение Гарри. – Ты ведь и сам до сих пор надеешься, что это какая‑то игра, не так ли?
