Её немного смущало, что он словно чем-то недоволен. Впрочем, какая ей разница!
— А кем вы работаете в галерее? — в конце концов спросил Макс. — Тоже переводите?
— Ну да, — кивнула Елизавета. — Статьи из Pictures and Arts и из Museum International. Письма всякие. У нас очень хорошая галерея, мы часто на выставки ездим, то в Бельгию, то в Голландию. Не самые знаменитые музеи приглашают, но вполне респектабельные.
— И вы тоже ездите?
— Меня пока не берут, — беззаботно откликнулась Елизавета. — У меня всё впереди, так говорит наш управляющий.
— Какой оптимист, — пробормотал Макс.
…Чем объяснить, что некая Елизавета Хвостова уже встречалась с ним совсем в другом месте и совсем по другому делу?.. Совпадение? Не бывает таких совпадений, хотя нельзя сказать, что имя какое-то небывалое, редкое. Имя как имя. Всё остальное вполне логично — книга нашлась и, судя по штампу, была на самом деле взята из библиотеки имени Новикова-Прибоя, адрес в карточке указан верный, девушка не была ни взволнована, ни обеспокоена его визитом.
Посмотрим, что будет дальше.
Тамбовская художественная галерея располагалась в просторном доме в стиле классицизма — высокие окна, строгие портики, мраморные ступени. Вокруг был «старый Тамбов» — особняки, липы, сквер на той стороне, львы по обе стороны подъезда. У львов были немного облупившиеся носы, и морды от этого казались удивлёнными.
Девушка потянула на себя тяжеленную дверь с латунными украшениями. Макс дверь перехватил.
— Я вас провожу сразу к управляющему, — говорила Елизавета на ходу. — Сейчас все на месте, до обеда ещё далёко. Хотя обедаем мы на работе, домой ходить как-то не принято. Я однажды ушла, и мне потом выговор сделали. То есть не в прямом смысле — выговор, а пожурили просто.
…Даже если бы она не была так красива…
Нет, нет, не так. Если бы она была совсем некрасива, но так же улыбалась, говорила и двигалась, от неё всё равно невозможно было бы оторваться.
— От вас невозможно оторваться, — сказал Макс Шейнерман ей в спину.
Она оглянулась:
— А?..
— Я говорю, пожурили — хорошее слово.
— Здравствуйте, Алиса Петровна, — громко сказала Елизавета в сторону деревянной будочки с надписью «касса». Будочка ютилась в углу просторного вестибюля, в окошке горел жёлтый свет и выглядывала любопытствующая старушенция. — Мы к управляющему!
Голоса гулко отдавались от высоченных потолков и стен мраморного парадного. Три широкие ступени вели к другой, большой, лестнице, которая полого поднималась к высоким окнам, занавешенным римскими шторами. У лестницы перед турникетом сидел человек в форме и читал газету.
Завидев Елизавету, он сначала посмотрел поверх очков, потом определил их на лоб и посмотрел под очками, задрав щетинистый подбородок.
— Яков Андреевич, мы пройдём?
Вахтёр солидно кивнул и нажал кнопку. На панели загорелся зелёный глазок, и турникет провернулся.
…Пётр Сергеевич Цветаев совершенно точно был большой шутник, но вряд ли он мог спрятать то, что они ищут, именно здесь! Вся охрана — благожелательный дедок с газетой и турникет. Или это первое впечатление, а на самом деле тут форт Нокс?
— Ну вот, наша галерея. Сейчас как раз выставка художников двадцатых годов. Можно потом сходить посмотреть. Это ужасно интересно! На чём они писали, уму непостижимо! На картонках, клеёнках, на резинках каких-то! Одна работа есть на кафельной плитке, представляете? То есть художник нашёл где-то кусок кафельной стены или выломал в богатом доме и написал картину.
— Я знаю, — кивнул Макс. — Я сталкивался с таким работами.
Елизавета вдруг остановилась, так что он чуть не налетел на неё.
— Вы меня извините, — сказала она совершенно искренне. — Я морочу вам голову своими копеечными познаниями, а вы…
— Искусствовед с мировым именем, — подсказал Макс.
— Правда извините!..
…Ему хотелось ухаживать за ней: пойти на выставку художников двадцатых годов и там поразить её воображение глубокими знаниями. Продекламировать сонет Шекспира, и непременно по-английски. Пригласить покататься на яхте и пройти весь Ботнический залив — вдвоём, без всяких сопровождающих. Слетать на выходные в Берлин или съездить в Москву — в Берлине сейчас выставлен весь авангард, а в Москве Зинаида Серебрякова.