— Это что значит? — не понял туповатый проверяльщик из Москвы.
— Ну, он же директор! Ему интересно было, что́ народ больше читает, исторические романы, классику, или, может, военные детективы! Вот он и завёл отдельную картотеку, для себя.
— Из разных, так сказать, возрастных групп, — подхватила Светлана Ивановна, — и социальных слоёв. У него тут и молодые, и пожилые, и давние читатели, и новые, кто только записался!.. Студенты, преподаватели, пенсионеры всякие.
— А-а-а, — разочарованно протянул проверяльщик. — И он сам им книжки выдавал?
— Ну, когда как! Если был на месте и не занят, то сам и выдавал, и в карточку вносил. А если не мог, я выдавала.
— Так давайте объединим всё вместе, — предложил Хабаров. — А то часть карточек в зале, часть в кабинете, непорядок это.
Светлана Ивановна вздохнула. Как это всё ужасно — чужие люди копаются в Петрушиных карточках, вопросы задают, чувствуют себя в полном праве, хозяевами чувствуют! И никогда, никогда уже не будет так славно и спокойно, как было в библиотеке имени Новикова-Прибоя ещё неделю назад. Тогда, неделю назад, Светлану Ивановну тоже тяготили всякие заботы, на что-то она сердилась, за что-то директору выговаривала — и такое было! — но ей и в голову не могло прийти, что вот-вот всё изменится непоправимо и навсегда. Останется она одна-одинёшенька со всеми заботами, нагрянет проверяльщик, от которого вон Галя совсем разум потеряла, а чего от него ждать — непонятно, вернее понятно, что хорошего ждать нечего, мало ли что он напроверяет!..
Хабаров объявил Насте, что начнут они как раз с директорского каталога, всё же он поменьше, сколько там карточек, от силы пятьдесят.
Он читал названия книг, Настя искала их на полках и показывала Хабарову. Ориентировалась она превосходно.
— Давно работаете? — поинтересовался Алексей Ильич, отмечая в растрёпанном многостраничном списке очередную книгу.
— Да всю жизнь, — сказала Настя и улыбнулась. — В смысле, я всю жизнь библиотекарь!.. А здесь, в Тамбове, уже два года. Я раньше в Северодвинске жила. А потом так надоели мне холода, темень!.. Всё лето в куртке ходишь, как полярник. И я перебралась сюда. Здесь тепло, сады. Яблоки!..
— Яблоки — это да, — глубокомысленно согласился Алексей Ильич. — Ещё картошка тамбовская тоже.
— Наша картошка самая лучшая, — поддержала Настя. — А вы сами откуда? Прямо настоящий москвич?
— Теперь-то самый настоящий! Сколько лет в Москве. А вообще я из Калача. Есть такой город Калач-на-Дону. Дом у нас там, сад, корова, кабанчик, всё как полагается. Сейчас лето настанет, поеду. Я всегда на машине езжу, отдыхаю за рулём. А Дон там какой! Рыбалка какая! Спиннинг забросишь — лещ, другой раз забросишь — щука! Не верите?
Настя засмеялась:
— Верю!
Вся она была ладная, улыбчивая, уверенная — не в пример Гале. Джинсы сидели на ней хорошо, обтягивали так, как надо, и грудь в низком вырезе плотной футболки была литая, крепкая. Сколько ей может быть лет? Тридцать восемь? Сорок?
— Вы ведь из отпуска вернулись, да?
Настя кивнула, лицо у неё моментально посерьёзнело.
— Как только Светлана Ивановна позвонила, я сразу обратно. Что ж я, не понимаю?.. А путёвка… Пропала, конечно, ну и ладно. Не в последний же раз!..
— А где отдыхали-то?
— В Калининградской области, в Светлогорске. Там санаторий Министерства обороны, а я в Северодвинске в военной части служила, мне путёвка каждый год положена.
Между карточками Хабарову попались две плотные глянцевые бумажки. Не вытаскивая их, он посмотрел.
Это были два билета в кино с оторванным корешком.
— Вениамин Каверин, «Два капитана», — провозгласил Алексей Ильич, и Настя ушла за стеллажи. Хабаров сунул билеты в нагрудный карман.
— Каверин, Каверин… Нету. «Открытая книга» есть, а «Капитанов» нету! Должно быть, на руках.
— Должно быть, — согласился Хабаров. — Или похищены! Настя, вы не знаете, кто сочинил «Марш авиаторов»? Ну, вот этот самый — мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор?..
Железо звякнуло о железо — Джахан извлекла пулю и бросила её в металлическую кювету.
— Посуши рану и можно зашивать, Макс.
