Метнул ключ в лицо почти догнавшего мертвого деда. Своротил ему нос на сторону, заставив споткнуться. Сломал руку подобравшемуся с фланга хромому менеджеру, перебив почти у локтя. А потом взял за шиворот – и лицом во-о-он на тот рог погрузчика, с размаху, чтобы полбашки внутрь вогнулось.
Сзади обдало рыком и лютой вонью… а, его товарка, Ариадна Батьковна приковыляла, таща за собой раздавленные и порванные собственные кишки, они и воняли.
Тянула лапищи с выгнутыми пальцами, щелк-щелкала зубищами – куда там до нее крупной собаке! Вслепую нашарил на стеллаже рукоять какого-то инструмента, схватил. Длинная монтажная отвертка… так себе оружие… но ничего, длинная же!
Тварь, направившая нас с Герой в этот лабиринт, радостно ухнула, словно и впрямь меня узнала… Раззявила пасть, вытягивая шею…
Получи!
Глаз склизко лопнул под отверткой, брызнул липким и мерзким, в глазнице что-то скрежетнуло, но инструментальная сталь вошла удачно, не остановилась, скользнула дальше, впиваясь прямо в мозг, в то, что от него осталось. Ариадна рухнула.
Растопыренная пятерня едва не вцепилась в лицо… еле-еле успел дернуться в сторону. Это оказался снова чертов дед, все тот же… Наверняка при жизни был неугомонным активистом-общественником, ходячим кошмаром для ЖЭКа и для чиновников, ответственных за работу с населением…
Общественник лишился глаза, половина его лица – кровавая каша. Но не унимался… Кося уцелевшим буркалом, махнул второй рукой, заехав мне в живот.
Ох-х-х…
Внутри вспыхнуло что-то обжигающее. Внутренности сжались в болезненном спазме. Что ж так в глазах темно… ох, е-е-е… расклеился с одного удара, да что со мной?
Чья это рука локтем стукнулась об пол? Никак моя?.. Дед не додумался (нечем было!) добить упавшего ногами, медленно клонился ко мне, а я…
Я тянулся к лицу затихшей Ариадны. Вернее, к ручке отвертки, надеясь вытащить и сделать хотя бы что-то.
Вой перекрыл дикий рык седого упыря-активиста, а потом прямо на меня брызнуло горячим. Гера, злющий, с перекошенной рожей, резал дедка садовой электропилой. Кромсал, как мог, явно понимая – аккумулятор тут так себе. Не время валяться, подонок, пришлось заявить самому себе – и встать, и дотянуться до ножовки с лихой надписью «Теща», и помочь другу отделить голову активиста от шеи. Уф… у нас получилось. Неугомонный общественник угомонился-таки.
– Гер?
– Че?
– Хрен ли ты так долго?
Гера вместо ответа не то хрюкнул, не то хохотнул.
– И где, мужчина, моя кувалда?
В моем кармане зарокотал телефон. Гера, повертев головой, довольно кивнул и полез в стеллаж, вынырнув с немаленьким таким ломиком. С двумя ломиками.
– Да? Шилов, здорово. Где ты? По Полевой поднимаешься? Аварии… ну да, странно иначе. Ты один, что ли? А с кем… понял, не знаю… да… Да ну на хер! Да, с ним, да… хорошо, попробуем пробраться к выходу у фуд-корта, да. Здесь… не, здесь не сможем выйти. Понимаю, что увидим и услышим. Все, давай.
Гера, крутанув ломик, смотрел задумчиво и несколько печально-выжидающе. Да, дружище, не вернуться, видать, тебе в Москву. Гера, приподняв бровь, послал немой вопрос.
– В общем… надо нам с тобой через внутренние ходы-выходы пробираться к фуд-корту.
– Рисково… Но и здесь торчать нельзя.
Он прав. За погрузчиком, намертво застрявшим, уже урчали, и тот даже качался. В соседнем проходе, отсюда слышно, пока держали оборону, а вот через один все закончилось, и победители вовсю нажирались свежей, мать ее, плотью.
– Смотри, – Гера кивнул на полку по соседству, – ни разу бы не купил. А щас…
Это верно. Нам дай волю и возможность – сейчас обвешались бы подсумками, разгрузками и кучей снаряги с боеприпасами. А тут… а тут рабочий пояс с кармашками под инструменты. Ну и хрена ль привередничать? Верно, самое то, эдакий подходящий сейчас патронташ, осталось только взять, надеть и попробовать набить нужным. Мы, вот умора, прямо сельские злодеи-реднеки из слэшеров про американскую глубинку.
Два больших садовых ножа-раскладушки. Молоток с прорезиненной ручкой. Отвертка моя, рыбонька, тоже сюда. Стамески, кстати, весьма пойдут, вон те, треугольные. И… топор бы. Или кувалду, эх…
