— Да, но все считают их прекрасными моряками и солдатами. К тому же они ведь не одни к нам присоединились, а с людьми, припасами и кораблями. Посмотрите. — Ромка махнул рукой на паруса и вымпелы десятка кораблей, идущих в кильватере. — Сила-то какая!
— Одиннадцать судов, больше пятисот солдат, около ста матросов, шестнадцать лошадей, — по-русски вполголоса произнес из-за Ромкиной спины Мирослав и подлил вина в опустевший бокал францисканца. — Ты запоминай.
— Ну, не одиннадцать, а девять. Ночью ветер поднялся, два судна отстали.
— Ничего, там капитаны опытные, нагонят. Значит, одиннадцать судов…
— Дядька Мирослав, а зачем запоминать-то? — спросил Ромка, стараясь, чтобы его голос звучал построже.
— Пригодится, — буркнул в ответ Мирослав. — Десять пушек больших, четыре поменьше, пятнадцать аркебуз, около тридцати арбалетов. Запомнил?
Ромка только кивнул. Мирослав исчез бесшумно, словно растворился в воздухе.
— Дон Рамон, что с вашим слугой? — поинтересовался собеседник. — Такое чувство, что он все время что-то вынюхивает, высматривает.
— Он бывший моряк, — Ромка принялся излагать давно заученную версию. — Ходил в северных морях на маленьких суденышках. Тут ему все ново и интересно. Подозреваю, что со временем он хочет вернуться на родину и использовать увиденное для своих целей.
— Похвально, похвально. А как он появился у вас?
Ромка, проклиная в душе забывчивость монаха, приготовился было в десятый раз пересказывать историю появления в их семье дикого слуги с востока, но его прервал крик.
— Земля, земля! — не помня себя, орал вахтенный. — Раздери мою душу тысяча чертей, земля!
Ромка и де Агильяр вскочили на ноги. Из кормовой надстройки быстрым шагом вышел Кортес, на ходу поправляя камзол и пристегивая белый воротник. Он подошел к штурвалу и о чем-то заговорил с рулевым, размахивая руками. На шум прибежал навигатор и присоединился к их беседе.
В мешанине угроз, ругательств и морских терминов Ромка с трудом разобрал, что Кортес хочет пристать к увиденной земле, а вахтенный и навигатор считают ее то ли проклятой, то ли просто опасной. Они говорили, что там пропало больше десятка кораблей и не одна сотня моряков рассталась со своими никчемными жизнями.
Однако еще никому не удавалось переубедить Кортеса. Рулевой со вздохом налег на колесо, разворачивая нос каравеллы к острову. Адмирал, уверившись в том, что все будет сделано по его хотению, снова исчез в каюте. На мачту флагмана поползли вымпелы, приказывающие эскадре лечь в дрейф. Ромка и францисканец поспешили на нос, где собрались все свободные от вахты матросы и солдаты. Поодаль жались несколько десятков кубинских туземцев, захваченных с собой в качестве слуг.
С виду остров не производил опасного впечатления. Обтесанная ветрами скала, почти не возвышающаяся над водой. Чахлые пальмы, цепляющиеся узловатыми корнями за тонкий слой плодородной земли. Буйные кустарники да пенная полоса прибоя.
— Два румба влево, — раздался голос навигатора.
Корабль накренился в повороте и едва не черпнул темной забортной воды.
— Румб вправо, два влево. — Корабль начал крениться в другую сторону. — Круче к ветру забирай, акульи дети!
На нос прибежали два матроса. Один приволок бухту тонкого каната, к концу которого через специально просверленную дырочку был привязан гладкий камень размером с кулак. Второй достал откуда-то из-под борта шест длиной в несколько саженей. Встав с обоих бортов, они опустили в воду свои приборы и, вторя голосу наблюдателя, стали выкрикивать указания рулевому. Вихляя и раскачиваясь, как пьяная портовая девка, корабль упорно пробирался к скале, обозначенной на картах как остров Косумеле.
По левому борту показался один из севших на рифы кораблей, о которых предупреждал навигатор. Когда-то гордый и величественный, сейчас он представлял собой печальное зрелище. Одна мачта была сломана и висела на остатках снастей, другая оплетена обрывками ткани, когда-то бывшими белым латинским парусом. В носу, прямо под накренившейся фигурой, зияла огромная дыра с рваными краями. Похоже, остервенелый шторм несколько раз оттаскивал назад и вновь насаживал несчастный корабль на острые камни. Чуть поодаль темнел остов другой каравеллы, а за ним и еще нескольких.
