— Эй, — позвал он, кривясь от боли.
Из ниши бесшумно выступил секретарь, приготовился записывать.
— Пригласи ко мне начальника городской стражи и касика Инатекуатля. Да не пиши, запоминай так. И препроводи в мои покои тайно, чтоб никто из благородных не видел. — Куаутемоку вовсе не хотелось, чтоб кто-то из его свиты прознал о планах великого правителя покинуть город, бросив всех на произвол судьбы.
В парадную дверь тихонько поскреблись.
— Кто там еще! — тихо спросил Куаутемок, жестом отсылая секретаря.
— О великий правитель, вождь teules передает вам послание вместе с захваченными подданными.
— Впускайте! — обреченно вздохнул правитель.
Посланцы вошли плача, стеная и кланяясь как заведенные. Куаутемок даже не хотел думать, чего больше в их страданиях — тоски по судьбе родины или страха за собственную участь, ведь они побывали в стане врага и вернулись живыми. Не сочтет ли великий правитель это предательством?
— Хватит выть, — грубо оборвал он их. — Что у вас?
Один из послов осторожно приблизился к трону, пал ниц и протянул правителю свиток желтоватой бумаги с красной печатью. Куаутемок жестом велел юноше, разумеющему язык пришельцев, принять послание и прочесть. Хрустнула печать, зашуршала разворачиваемая бумага. Разнесся по закоулкам огромного зала ломающийся голос юноши:
— Пусть Куаутемок, которого я люблю как родственника великого Мотекусомы, поверит, что мне жаль совершенно уничтожить великий город. Покорись испанской короне, и я обещаю выхлопотать прощение и милость его величества. Откажись от дурных своих советчиков, papas и проклятых идолов и смилуйся над несчастным населением столицы, изнемогающим от голода и жажды.
Глаза Куаутемока полыхнули несвойственным ему огнем. Он поднялся с трона и занес посох, собираясь ударить неизвестно кого. Все, кто находился в зале, отпрянули в ужасе пред его гневом. Немного остыв, он присел обратно на трон и потянулся к чашке с горячим шоколадом.
— Хорошо, позовите мне виднейших военачальников и жрецов, я хочу поговорить с ними о замирении.
Несколько десятков человек вошли в зал так скоро, будто слушали под дверью. А может, и впрямь слушали.
— Итак, мои верные подданные, — начал Куаутемок. — Все средства борьбы нами исчерпаны. Нам грозит смерть от голода и жажды. Большая часть нашей армии погибла. Не кажется ли вам, что лучшим выходом для нас будет мир с Малинче? Пусть каждый безбоязненно скажет свое мнение, прежде всего жрецы, ведающие волю богов Уицлипочтли и Тескатлипоки.
Несколько человек, выходя и кланяясь, соглашались с Куаутемоком, говорили, что в такой ситуации замирение — лучший выход. Что не надо сопротивляться неизбежному. От их сладостных речей Куаутемока стало подташнивать. Он понимал, что нужен мир, но сердце его никак не могло согласиться с разумом.
Наконец очередь дошла до Чимиутли, одного из старых военачальников Мотекусомы, с которым они вместе готовили «Ночь печали». Тот, медленно переступая деревянными ногами, вышел на середину зала, поклонился до земли и произнес:
— Ты наш повелитель, и власть тебе дана не напрасно: честно и мощно правил ты нами. Конечно, мир — великое, славное дело. Но вспомни — с тех пор как иноземцы, эти teules, пришли в нашу страну, не было ни мира, ни удачи. Вспомни, какими милостями осыпал их твой дядя, великий Мотекусома, и что же за это он получил?! Как кончил он, все его дети и родственники — ваши родственники, сперва Какамацин, король Тескоко, а затем повелители Истапалана, Койоакана, Тлакопана и Талатсинго?! Где ныне богатство наших стран?! Ведомо ли тебе, что множество жителей Чалько, Тепеака и Тескоко клеймили раскаленным железом в качестве рабов?! А посему не пренебрегай советом наших богов, не доверяйся словам Малинче. Лучше с честью пасть в борьбе под развалинами этого прекрасного города, нежели покориться и стать рабом.
От его слов что-то всколыхнулось внутри Куаутемока. Зажглось. Он снова вскочил и оглядел притихший зал:
— Согласны ли вы со словами Чимиутли?
Никому не хотелось войны, но и смелости выйти и прямо сказать об этом ни у кого не нашлось.
— Если таково ваше мнение, — воскликнул тронутый и взволнованный речью Куаутемок, — то пусть будет посему! Умрем сражаясь! Ни слова более о сдаче и мире! А теперь уходите и готовьте к бою всех, кто остался. Мне нужно побыть одному.
