— Так почему же вы не сказали нам всего этого прямо? — воскликнул Те-нишевский.
— Вы молоды и неопытны, — продолжал Киндервейзе, все так же стоя, — но я достаточно стар и опытен, чтобы не обидеться на вашу горячность.
— О'кей, — сказал Валериан Платонович, сел и вынул чековую книжку. До-рогов подошел тоже и стоял за его спиной.
— Вы гарантируете нам проезд до Гуй Яна и визы, все, какие понадобятся, за четыреста долларов? — спросил Тенишевский.
— Да, именно так, — ответил Киндервейзе и пододвинул ему чернильницу.
Валериан Платонович наклонился к столу.
— Сегодня у нас 26-е, — сказал он, старательно выводя на чеке цифру 400. — Я выпишу для вас чек на 29 число. Если к этому сроку мы получим от вас музыкантские контракты и визы, — платеж в банке не будет задержан. Вы извините меня, конечно, г-н Киндервейзе. Я делаю это исключительно потому, чтобы «по молодости и неопытности моей» как-нибудь не промахнуться.
Киндервейзе взял чек и внимательно рассмотрел его…
— Плохо вы знаете Киндервейзе, — сказал он с укоризной. — Завтра, в 10 часов утра, все будет готово. Тогда вы сами разменяете мне ваш чек.
Он протянул чек обратно Тенишевскому, но раздумал, сложил его и аккуратно спрятал в бумажник.
Тенишевский поднялся.
— Скажите, господа, — спросил Киндервейзе, любезно прощаясь с ними в дверях, — не можете ли вы сослаться на чью-нибудь рекомендацию как музыканты? Это понадобится мне при разговоре с г-ном Ван Лоу Сю.
— Охотно, — отвечал Дорогов. — Нас знает скрипач из здешнего Рейс-Клу-ба, Валериан Платонович аккомпанировал ему недавно в одном доме.
— Великолепно! — воскликнул Киндервейзе. — Это — рекомендация! Коля сам отличный музыкант. Кстати, уж не вы ли приглашали вчера с ним вместе моих балерин ужинать в «Метрополь»?
— Да, — сказал Тенишевский. — Но вы, г-н Киндервейзе, хоть и «постороннее лицо», однако держите их довольно строго.
— Нельзя иначе, — развел руками Киндервейзе, не обращая внимания на язвительность замечания, — это для их же пользы. Ханькоу — город сплетни… Так вот вы кто! — добавил он многозначительно и понизил голос. — Вы едете искать шелковичного червя!
«Опять этот несносный червь! — чуть не вслух выругался Дорогов. — Все Ханькоу о нем уже знает!»
— Это так, для публики, — сказал Тенишевский. — Настоящую нашу цель мы вам открыли и… надеемся на вашу сдержанность?!
— О, да, вы можете быть совершенно спокойны!
* * *
Когда дверь за посетителями затворилась, Киндервейзе некоторое время сидел в раздумье за столом. Потом позвонил и велел позвать Каца.
— Кац, — сказал он, когда пианист, уже одетый и до синевы выбритый, явился к нему в номер, — вы согласились вернуться в Шанхай?
— Разве я сказал вам, что отказываюсь от контракта? — ответил тот.
— Что же, раз это вам и Неволину выгодно, езжайте. Я ничего не имею против, — продолжал Киндервейзе, не слушая его. — Я всегда рад, если кто-нибудь имеет выгоду. Даже согласен помочь вам в отношении китайцев.
— Правда? — спросил Кац и тотчас же подозрительно насторожился. — Но деньги-то эти двое заплатят? Как вы думаете?
— Деньги вы получите завтра, в десять часов, здесь… Теперь же идите, ложитесь в постель и примите хорошую порцию касторки. Вы должны «заболеть дизентерией». Понимаете? И Неволину передайте то же самое. Но никому ни слова. Иначе все сорвется и вам придется ехать дальше самим. Вот это пока все. Идите, Кац. Завтра, в десять, отдадите контракт и получите полностью все, что вам следует.
Кац медлил уходить.
— Г-н Киндервейзе, — сказал он, понизив голос, — я хочу предложить вам комбинацию…
— Комбинацию?.. — Киндервейзе вскинул брови.
— Да… небольшую… Я получаю 250, Неволин — 200… Что вам стоит увеличить эту сумму? Я сказал им, что 750. Ну это, я согласен, много… Но если посчитать, допустим, по четыреста в месяц, — это все таки что-то составит! Пятьдесят долларов, конечно — вам, как законный процент.
Но Киндервейзе считал подобные сделки, да еще с такими людьми, как Кац, верхом неосторожности.
— Идите, Кац, у вас непропорционально большой аппетит. Я не могу изменять контракты. И ложитесь поскорее в постель… Не откажите, кстати, послать за Ваном.
