Всю неделю, остававшуюся до отъезда, Елена провела в хлопотах и сборах. Множество мелочей, необходимых в дороге, надо было купить и уложить. Она старательно пересмотрела и рассортировала свое имущество и все лишнее отвезла на хранение знакомой русской семье.
Среди этих мелких забот мысли ее несколько раз возвращались к Книж-никову. Он не показался ни разу, не позвонил по телефону, не написал письма. Елена понимала, что это было с его стороны проявлением известной силы характера. Легко могло случиться, что он поступил бы как раз наоборот. Твердость и слабость, мужество и малодушие, — сочетались в нем самым странным образом. Но так или иначе, если до отъезда ее он не переменит своего образа действий — исчезновение его из Елениной жизни можно было признать более или менее окончательным. Чувство жалости к нему, очень беспокоившее Елену в первые дни, постепенно угасло, уступая доводам рассудка. В отношении Андрея Ильича она поступила, конечно, честно и правильно.
Еще при подписании контракта Елена познакомилась со своими будущими спутниками. Музыкантов, Каца и Неволина, она встречала раньше. Оба они были типичными представителями своей профессии, без всяких намеков на оригинальность. Девушек, учениц балетной студии, как определил их Киндер-вейзе, она видела впервые. Наружностью они не блистали, но зато все были очень молоды, не старше 19 лет. Младшей, Ангелине, едва исполнилось 16. Елена внимательно оглядела их, стараясь догадаться, которая — Маруся Федина, и про себя остановилась на высокой крашеной блондинке с пухлыми, чувственными губами и добрым взглядом карих глаз, подкрашенных старательно, но неумело. Она не ошиблась.
Держали себя девушки скромно. Деловито пересчитали свои маленькие авансы, попрятали их в сумочки и еще раз справились о дне отъезда.
На прощанье Киндервейзе пригласил всех от имени хозяина на обед в китайский ресторан, в восемь часов вечера, накануне отъезда. Он записал адреса и обещал сам заехать за всеми на автомобиле.
Приглашение это не очень привлекало Елену, но отказываться не приходилось. Со стороны хозяина это была, безусловно, любезность и обижать его отказом не было никаких оснований. Поэтому, когда в половине восьмого, второго июня, Киндервейзе заехал за ней — она была уже готова. В гладком голубом платье «afternoon», красиво оттенявшем ее золотистые волосы, она выглядела строго и изящно.
В кабинете богатого китайского ресторана на авеню Эдуарда VII вся труппа была уже в сборе. Опрятные, быстрые бои-кантонцы разливали зеленый чай в серебряные чашечки, разносили на подносиках тыквенные и арбузные семечки, жареный миндаль и сигареты.
За большим круглым столом, кроме участников поездки и г-на Киндервей-зе, поместились два китайца: тот самый худощавый, г-н Лю, которого Елена уже видела в «Rainbow Palace», и другой, в европейском платье и круглых очках.
Киндервейзе представил его труппе:
— Господин Ван, ваш переводчик. Он отлично владеет английским языком. Через него вы будете иметь возможность объясняться с господином Лю. Кроме того, ему поручены все хозяйственные заботы в пути.
Девушки смущенно жались одна к другой и чувствовали себя видимо неловко. Но многочисленные блюда тонкой кантонской кухни сменялись расторопной прислугой, душистый «Бисквит Дюбуше» был разлит в серебряные чарочки и стеснительность их постепенно таяла. Девушки осмелели и, сами смеясь над своим неуменьем справляться с длинными костяными палочками, с любопытством набрасывались на каждое новое блюдо.
Музыканты, маленький, остроглазый и лысоватый Кац и коренастый, стриженый бобриком Неволин, сразу почувствовали себя как дома: налегали на коньяк и с завидной ловкостью орудовали палочками.
Елене приходилось раза два бывать на китайских обедах, но такого разнообразия она никогда не встречала.
